Яна резко побледнела, потом ее щеки, наоборот, окрасились нездоровым румянцем.

– Я бы все равно не смогла продать его дороже, – забубнила она. – Я почти ничего не потратила из полученных средств. Взяла деньги только на билеты и задаток для детектива. Специально жила в дешевом мотеле, чтобы не тратить лишнего. Давай я переведу тебе остаток…

Ее слова подействовали на Давида так, будто она выплеснула ему в лицо суп.

– Оскорбить меня хочешь? – взревел он. – Мне не нужны деньги за проданные подарки… Ты хоть понимаешь, насколько мне неприятно слушать подобное?

– А тебе, похоже, вообще, в принципе противно меня слушать! – вдруг встрепенулась она. – Что бы я ни сказала, ты кривишься, будто тебя раздражает звук моего голоса, потом язвишь или орешь! Я не знаю, сколько еще смогу это выдерживать. Не понимаю, почему ты ко мне так жесток. Ответь, почему?

– Жесток? – Давида едва не пробрал нервный хохот. – Это с тобой-то я жесток? Что же такого супержестокого я тебе сделал? Развелся после того как застал из-под другого мужика? Защитил от журналистов, которые тебя травили? Не отобрал квартиру, ремонт в которой обошелся дороже, чем она вообще стоит? Прилетел в Америку решать твои проблемы?

Он сыпал вопросами, а она все смотрела и смотрела на него во все глаза, которые отчего-то начали сначала круглеть, а потом и влажнеть.

– Ты выгнал меня на люди голую! – воскликнула она. – Это не считается жестоким?

– Спасибо скажи, что я тебе шею не свернул! – воскликнул Давид с чувством. – Знаешь, каких усилий мне это стоило? Но нет, не свернул, пальцем не тронул. Ты жива, дышишь, даже имеешь наглость быть мной недовольна. Я мог поступить с тобой гораздо жестче. Ты не видела меня с плохой стороны. Дергаешь тигра за усы, строишь из себя обиженку. Но ты попросту не знаешь, на что я способен.

– Лучше бы я тебя совсем не узнала! – возмутилась она, шмыгнув носом.

Давид от таких ее слов замер на месте, часто-часто дыша. Думал, взорвется от злости… Не понимал – она что, действительно так думает? Лучше бы им никогда не познакомиться? Неужели и дня его не любила?

Он кое-как отдышался, немного успокоился, процедил, зло прищурившись:

– Вот как, значит? Так что ж поперлась в Америку, вместо того чтобы скрыться? С деньгами от продажи кольца ты могла себе позволить поселиться в другой стране, устроиться…

– Я не хотела всю жизнь провести на чужбине в бегах! – воскликнула она с чувством. – Ни я, ни мой ребенок не заслужили такой судьбы. Я и так изуродовала себя до неузнаваемости, но они все равно преследовали меня! Сначала журналюги, потом вербовщики из «Малинника»… Поэтому я сюда поехала – хотела попытаться тебе что-то доказать, чтобы ты помог мне, но тебе же ничего не докажешь! С тобой разговаривать все равно что со стенкой…

Давид заметил, как много влаги скопилось в уголках ее глаз, с какой болью она на него посмотрела, а потом поежилась, обняла себя руками.

– Яна, успокойся, пожалуйста. – Давид попытался привести ее в чувство. – Просто подыши и успокойся.

Но его мягкие слова подействовали на Яну с точностью до наоборот. Она снова вскочила и унеслась, прямо как полчаса назад.

Давид поймал вопросительный взгляд охранника: вернуть или нет? Покачал головой, а потом взглядом приказал второму человеку следовать за бывшей женой. Его работой было заботиться о ее безопасности.

«Ты посмотри, какая непрошибаемая…» – все пыхтел Давид про себя, продолжая пить кофе.

Бывшей жене надо было идти работать в органы. Не сломаешь, не сомнешь. Гнет свою линию и не сдается. Вцепилась в эти мифические доказательства, в этого скота Филлинга ногами, руками, ногтями, зубами. Найди да найди, доказать тебе что-то хочу…

«Может, не врет?»

От новой мысли Давида снова передернуло. Слишком неудобоваримой, слишком невыносимой для него была эта мысль.

Ну а вдруг и правда не врет?

Если бы не только ее слова услышать, а получить хоть какое-то доказательство…

Давид еще долго сидел в ресторане, думал да гадал, кто прав, кто виноват, и почему же ему от всей этой ситуации так хреново.

А потом подозвал к себе телохранителя, пригласил сесть за столик.

– Вот скажи мне, Гена, – начал он, глядя телохранителю в глаза. – Ты же работал в органах, имел дело с жертвами насилия. Как они себя ведут? Есть ли характерные признаки?

Геннадий немного задумался, а потом начал перечислять:

– Характерные признаки есть, их даже много. Жертвы предпочитают одиночество, общение с людьми дается им с трудом, особенно с лицами противоположного пола. Потом зрительный контакт – они его избегают. Легковозбудимы, рыдают не к месту, чувствительны. Боятся новой близости с мужчиной, не терпят даже простых прикосновений. Депрессивны, часто имеют проблемы с аппетитом, сном…

Он все говорил и говорил, а Давид слушал и чувствовал, как что-то внутри него умирало, корчилось в муках агонии.

– В общем, все как у вашей жены, – подвел итог телохранитель, но Давид уже и без него пришел к такому же выводу.

*Shark – акула, произносится как «шарк» (перевод с английского).