когда-нибудь задумывались о том, что делаете с детьми? Вы же тоже когда-то были маленьким мальчиком. – Она заглянула Любберсу в глаза и негромко продолжила: – Вы только представьте. Большие руки блуждают по всему телу, касаются в тех местах, которые прежде трогала разве что мама, когда помогала тебе мыться… Тебе страшно, очень страшно. Страшно, что ты сделал что-то плохое, и тебя наказывают… Тебе стыдно, ты до глубины души ненавидишь себя за то, что с тобой сделали, ты не можешь спать, потому что в любой миг за тобой могут прийти и вернуть тебя в ад, который ты никогда не забудешь…

Любберс дернул кадыком. Впервые за весь разговор он, похоже, почувствовал себя не в своей тарелке.

– По ночам ты плачешь, пока не заболят глаза. Тебе нечем дышать, ты подбегаешь к окну, распахиваешь его настежь… Но все равно чувствуешь, что задыхаешься. Все тело болит. Ты смотришь на свои руки, и они кажутся чужими. Где-то слышится шорох – и ты в ужасе вздрагиваешь. Неужели это он? Он вернулся за тобой? Что он захочет сделать с тобой на сей раз? Так больно… Почему никто не приходит на помощь? Ты хочешь умереть, берешь нож, но он оказывается недостаточно острым. Тебя окружает непроницаемая чернота. Никто не слышит, как ты кричишь. Никто. – Лена некоторое время молча смотрела на Любберса, а потом добавила: – Такое будущее ждет вас в тюрьме, вы уж мне поверьте. Вот только вы заслужили то, что с вами сделают. Вы не будете в безопасности ни в душевой, ни в темном углу прачечной, ни даже ночью в собственной камере, потому что охранник случайно забудет ее запереть… Ваша жизнь превратится в нескончаемый кошмар…

– Чего вы от меня хотите? – прошептал Любберс побелевшими губами, и Лена поняла, что он вот-вот расколется.

– Я хочу, чтобы все закончилось. Здесь и сейчас. Признайтесь, если у вас осталась хоть крупица чести. Я обещаю вам сделку в обмен на дачу показаний против ваших пособников. Иначе… В тюрьме растлителю малолетних лучше сразу повеситься. И поверьте, я лично прослежу за тем, чтобы остальные заключенные узнали, кто сидит в соседней с ними камере. До суда вы не доживете.

– Какие у меня гарантии?

Любберс, казалось, был полностью сломлен. Его лицо стало пепельным, руки затряслись. Он невидящим взглядом уставился на сцепленные в замок пальцы.

– Если вы назовете мне имена двух других участников чата, то я позвоню генеральному прокурору, и вы сможете с ним договориться. Потом дадите мне исчерпывающие показания.

– Откуда мне знать, что вы меня не подставите? – из последних сил спросил Любберс.

– Говорить мы будем наедине, и я не стану записывать ваши показания на диктофон. Так вы сможете от них отказаться. Ваше слово против моего. Завтра мы поедем в Киль и по всем правилам оформим сделку. После этого вас отвезут на конспиративную квартиру, где продержат до суда. Впрочем, процедура вам известна.

Любберс на мгновение прикрыл глаза, потом открыл их и начал говорить:

– Мартин Вольтерсхаузен, живет в Мюнстере, он председатель совета директоров компании «Машенс». Юрген Визнер, живет в Ганновере, член парламента.

Лена записала его слова и встала, держа в руке телефон.

– Я скоро вернусь.

Две недели спустя

Лена стояла на верхней палубе у перил, подставив лицо солнцу. Паром отошел от берега и медленно набирал скорость.

Последние две недели выдались непростыми. Дело перешло к специальной следственной комиссии, куда входили тридцать человек. За прошедшее время удалось взять под стражу более двадцати подозреваемых. Бергендорф выжил; не позднее, чем через неделю его переведут в следственный изолятор. Во время допроса он отказался сотрудничать со следствием. Узнав о том, что Любберс дал против него показания, он на мгновение заколебался, но быстро вернулся к десятилетиями отрепетированной маске высокомерия и отказался говорить. Впрочем, Лена была уверена, что даже лучшие адвокаты страны ничем ему не помогут.

Генеральный прокурор готовился передать в суд самый громкий процесс последнего десятилетия. Это дело вызвало большой резонанс как в прессе, так и в обществе. Известия о новых пострадавших приходили каждый день.

Работа специальной комиссии растянется на месяцы. Со всех полицейских управлений земли Шлезвиг-Гольштейн собрали сотрудников, специализирующихся на делах о жестоком обращении с детьми. К ним присоединились специалисты из Федерального управления уголовной полиции. Им предстоит изучить тысячи зацепок и опросить сотни свидетелей. Лена помогала по мере сил – писала бесконечные отчеты и принимала участие в допросах основных организаторов преступной сети. Благодаря признанию старшего прокурора Любберса (точнее, бывшего старшего прокурора – его отстранили от должности), у следователей появилось достаточно информации, чтобы загнать остальных подозреваемых в угол. Во время обысков, которые начались по всей стране, были найдены неопровержимые доказательства. Генеральный прокурор не сомневался: преступная сеть уничтожена, более того – в ходе дальнейших расследований в других странах будет осуждено множество людей, замешанных в этом деле. Впрочем, все понимали, что работа эта затянется на годы и что, несмотря на целеустремленность следователей, некоторым преступникам удастся избежать наказания.

Разговор с Варнке продлился всего десять минут. Варнке поздравил Лену с успешным завершением дела, а она попросила у него две вещи: неделю отпуска и четырех помощников, которые помогут ей с расследованием старого дела о пропаже мальчика. Варнке согласился – с условием, что через две недели Лена должна будет отчитаться о результатах.

Раймерса нашли после того, как он прислал в участок больничный. Во время допроса Раймерс признался, что сообщил Бергендорфу о смерти Хайна Болена. Раймерса отстранили от работы, и теперь прокурор готовился выдвинуть против него обвинение в предварительном преступном сговоре с группой лиц.

Изабель Мюллер находилась под стражей с тех пор, как ее выписали из больницы. Она призналась в том, что подменила таблетки Болена, и ждала суда за нападение на Герберта Бергендорфа. Лена была уверена, что суд примет во внимание историю Флориана и сочтет ее смягчающим обстоятельством. Пока неясно, удастся ли Изабель отделаться условным сроком. Лена переговорила с прокурором, который вел это дело, и настояла на том, чтобы Изабель перевели в психиатрическую лечебницу, где ей окажут помощь.

Одинокие летние облака бесследно рассеялись в небе. Лена взяла телефон и позвонила Эрику. Тот ответил почти сразу:

– Я уже думал, что ты про меня забыла. Я читал о тебе в газетах, но все равно скучал.

– Ты занят в ближайшие шесть дней?

– У тебя там что, чайки кричат?

– Не исключено.

– В ближайшие шесть дней, спрашиваешь? Даже не знаю. Нужно проверить расписание. А, вот и