Я слышала собак за нашими спинами. По нашему следу они дошли до гряды. Мы поднимались все выше и выше. Лес здесь был темный и густой. Время от времени у нас под ногами хрустели сухие ветки. Испуганные птицы отчаянно били крыльями и оглушительно кричали при нашем приближении.

Тому было очень тяжело. Он спотыкался, задыхался, цеплялся за колючие кусты. Мне не единожды приходилось протягивать ему руку, чтобы помочь.

– Прости, Лу.

– Ничего, мы справимся.

Через пятнадцать минут такой гонки мы вышли на небольшое гранитное плато, на котором совсем не было растительности. Там стояла каменная хибарка с металлической крышей, в которой раньше, видимо, жил пастух. На западе виднелись разрушенный загон для скота и бескрайнее пастбище с блестящей от инея травой. На востоке – заросшая кустарником тропинка. Выше над нами – еще один ряд стройных черных елей, а за ними – только отвесные скалы и заснеженные вершины.

Том, согнувшись пополам, пытался перевести дух.

Я почувствовала в воздухе запах собак. Скоро они будут здесь.

– Том, ты пройдешь вот здесь, – сказала я, показав на загон для скота. – А я пойду дальше наверх.

– Ни за что. Я пойду с тобой.

Я подошла к нему поближе.

– Так у нас ничего не выйдет.

Это было очевидно. Том был слишком медленным, слишком неуклюжим. Я была в два раза быстрее него. Я вспомнила, как еще несколько месяцев назад мне приходилось опираться на перила, когда я поднималась по лестнице дома. Теперь же ничто не могло меня остановить. После нашего марш-броска у меня едва сбилось дыхание.

– Собаки будут идти за мной, но им не удастся меня поймать. Я быстрее, чем они. Мы встретимся у озера сегодня вечером.

Том недовольно скривил рот, но я не дала ему времени на возражения.

– Я люблю тебя.

Я поцеловала его в губы и побежала к виднеющимся наверху елям.

Мне не хотелось оставлять его одного, но это был единственный способ уйти подальше от преследователей.

Я была уже у кромки леса, когда почувствовала, что собаки совсем близко.

Обернулась.

Внизу на расстоянии ста метров из чащи на плато выбежали две собаки. Я выругалась сквозь зубы. Том был чуть дальше, неподалеку от загона для скота. Он тоже обернулся.

Собаки топтались на месте, они обнюхивали наши следы, пытаясь понять, куда мы побежали. Одна из них повернула морду в мою сторону. Мне очень повезло с ветром: псу было нелегко различить мой запах, но я знала, что это всего лишь вопрос времени.

Том принялся кричать и размахивать руками во все стороны. Он хотел привлечь внимание собак, дать мне возможность убежать.

Я сжала кулаки.

Собаки вскинули головы и, не думая, бросились на Тома.

Том побежал к пастбищам, но он был слишком медленным. Еще немного, и его разорвут на мелкие кусочки.

Услышав, что Том взвыл, я, подгоняемая гневом, ринулась по склону вниз. Том упал на землю. Одна из собак остервенело вцепилась в его левую ногу. Вторая пыталась схватить его за горло.

Я зарычала и бросилась на второго пса.

Овчарка, истекая кровью, повалилась на бок.

Вторая собака отпустила Тома и прыгнула на меня.

Я отскочила от нее и ударила локтем по голове. Пес заскулил и без сознания упал на землю.

Тут очнулась вторая собака с окровавленной мордой. Она, порыкивая, стояла напротив меня. Из-под ее рассеченных губ виднелись желтоватые клыки.

– Лу, осторожно, – прошептал Том.

Из-за деревьев выскочила третья овчарка, которая выслеживала нас через весь лес. Она встала рядом со второй.

Теперь вокруг нас ходили две собаки. У них были прижаты уши. Им никогда не приходилось иметь дело с таким существом, как я. Несмотря на годы дрессировки, на беспрекословное подчинение хозяевам, они не понимали, как поступить: атаковать или отступить.

Я глубоко вздохнула. Отогнала от себя страх и гнев. Я стала спокойнее горного ручья, спокойнее облаков, плывших по небу, спокойнее инея, покрывавшего пастбище.

Я выпрямилась в полный рост, опустила руки и развернула ладони к небу. В знак мирных намерений.

Одна из собак перестала рычать и с удивленным видом наклонила голову.

Через несколько секунд она облизала свою израненную морду и уселась на землю. Вторая собака втянула носом запах моего тела и почесала левое ухо.

Я очень медленно опустилась на колени и протянула овчаркам руки. Они подбежали ко мне, чтобы я их погладила.

Я уткнулась носом в их шерсть.

– Вот так, все хорошо, все хорошо.

Собаки, успокоившись, завиляли хвостами.

И в этот момент на плато раздался чей-то голос:

– Так-так. Вот мы тебя и нашли, грязное животное.

Я подняла голову.

Полицейские и охотники держали меня под прицелом.

Один из них пинками отогнал от меня собак.

Том с окровавленной ногой мотал головой, пока ему надевали наручники. Охотники стали издеваться над ним:

– Теперь понятно, почему твой отец сбежал: с таким-то сыном!

– Тем лучше, – ответил им Том с вымученной улыбкой.

Один из мужчин так сильно ударил Тома кулаком, что тот повалился на землю.

Я крикнула:

– Том!

Но больше я ничего не могла сделать: стоя под прицелом, я понимала, что полицейские только и ждут повода, чтобы выстрелить.

Том с разбитым носом лежал на земле.

Я вспомнила, как Фатия сказала мне: «Том тебя предаст». Она ошиблась. Том не предал меня. Меня поймали только потому, что я хотела его спасти. Ведь однажды он спас меня от самой себя.

* * *

Я в сопровождении полицейских спустилась по склону, а Тома несли двое мужчин. Нос и нога у него были в крови. Нас затолкнули в две разные машины. Один из полицейских пророчил Тому несколько лет тюрьмы. А меня пообещали выдрессировать.

То, что я сейчас скажу, покажется вам невероятным.

И я знаю, что в это трудно поверить.

Вы ведь тоже видели кадры, сделанные в этих лагерях, в «центрах “Аврора”», как их называют. Их обычно устраивали в заброшенных промзонах. Там живут послушные, сытые девушки, которым предлагаются занятия по этике, по развитию гражданской позиции и еще масса различных мероприятий, покуда не изобретут лекарство от «болезни». Это все сфабрикованные репортажи.

Савини поступил очень хитро. По всей стране в лагеря переоборудовали десятки старых заводов. Кошек заперли подальше от людских взглядов за решетками и заборами там, где раньше трудились рабочие. Так, говорил Савини, мы воздаем должное памяти предков. Савини считал, что Темные – необразованные дикарки. Поэтому необходимо было показать им, что в нашей стране существуют ценности, которые нужно чтить. И лучший способ научить этому Кошек – погрузить их в славное, но не слишком далекое прошлое.