— Bastardo!  Coglione! Vattene subito!

Ублюдок! Придурок! Убирайся сейчас же!

Она костерит Эрика на его родном языке, выгибается, бьется, колотит маленькими кулачками по его плечам. Девочка-лотерея, показавшая Эрику кукиш. Выбравшая не его! Сколько тьмы клубится внутри от этих мыслей. Как хочется побыстрее содрать с неё все лишние тряпки и заполнить её собой.

К чему отказывать себе в этом удовольствии? Лишь бы удалось раздуть те жалкие искры, что ему достались от этого огненного шторма.

— У тебя ужасный акцент, змейка, ничего не понимаю!

Он сдергивает с неё футболку, снова обнажая этот свой секс-Грааль, впиваясь губами в ближайший торчащий сосок. Нет. Нереально оторваться. А она еще требует уйти!

— Ну, что, повторишь мне на бис, что ты там хотела? — шепчет Эрик, прерываясь всего на секунды, только для того, чтобы переключиться на другой сосочек. Так сразу и не разберешь, какой из них вкусней.

— Ты меня бесишь! — тонкие пальцы впиваются в его волосы, дергают за них, пытаются причинить боль. Ему достается за Эмиля. За того кто ушел, кто её не узнал, кто предпочел свой призрак этой горячей живой фее. Плевать! Он был в ней этой ночью, ему принадлежала эта узкая попка, ему принадлежал этот сладкий рот, а хотелось всего. Всего и сразу.

— Давай, говори, ты же хотела! Сколько у меня времени? Двадцать минут? Давай посчитаем, сколько раз ты за это время кончишь!

— Ненавижу тебя, ненавижу! — это она хнычет, отчаянно впиваясь в губу зубами, не донося до него свое удовольствие.

— А я тебя хочу! — этот голод идет изнутри, он сводит внутренности бесконечно. Она уже кончала сегодня с ним, но ему этого мало.

Кончала с ним, глядя на Эмиля.

— Убери руки, — шипит малышка, а он лишь слегка двигает бедрами, надавливая на ногу феи своим стояком, хорошо ощущаемым даже сквозь ткань джинс, единственного предмета одежды что он натянул, когда вставал с постели.

Чертов Эмиль! Он же все испортил! Они могли трахаться с этой сладкой кошкой день напролет, не вспоминая о времени суток и об отложенных на сегодня делах. Она не брыкалась при них одних.

При Эмиле не брыкалась. При Эмиле она была согласна на все. А Эрик был согласен довольствоваться тем, что ему достанется.

Сколько времени до Эмиля еще не дойдет? Сколько времени у Эрика есть, чтобы хоть чуть-чуть занять место в её душе? Неужели совершенно нет шанса?

Даже если нет, он воспользуется каждой секундой. Она его хочет?! Ему этого достаточно. Всего-то и надо — расстегнуть её джинсы и запустить туда ладонь.

— Ну, что, посчитаем? — большой палец ложится на клитор, два пальца сдвигаются ниже.

В бирюзово-зеленых, бездонных глазах девушки быстро сгущаются тучи. А когда пальцы Эрика начинают движение, эти тучи становятся бурей.

Боже, как же повезло этому идиоту. Такая нежная, чувственная, страстная девочка на него запала, а он — смотрит на неё в упор и не узнает.

Эрик промолчал. Он слушал, какую херню для убедительности лепит Эмиль про обязательства, про свадьбу, и молчал. Ему всего лишь нужно было заговорить о Берлине, полюбоваться на вспыхнувшие Настины щечки, и все — дело бы было сделано. В самом крайнем случае, она бы не поняла, и Эрику бы пришлось признать, что он ошибся.

Хотя он не ошибся.

Чем дольше он обдумывал ту гипотезу, тем очевиднее было, что никем другим та вертлявая лиса с проворными ножками быть не могла. Слишком крута была техника. Если бы не та дурь, что намешала в глег Фрида, Змей узнал бы её только по тому, как эта бесстыдница умудрялась крутиться между ними двумя, поощряя их обоих.

Вот только пусть Эмиль и дальше выдает желаемое за действительное, пусть как можно дольше не открывает глаз. Змей и дальше помолчит. Ему это только на руку!

— Ну, что, куда мне идти? — Эрик продолжает издеваться над своей жертвой, ощущая на пальцах лишь скользкую женскую смазку, наслаждаясь каждым рваным всхлипом, выдранным из Настиных губок. — Или, может, войти? У вас ужасно сложный язык, подскажи мне разницу, моя вишенка.

— Эрик… — ну наконец-то первый полноценный стон удовольствия. А он уж думал, что ему примерещилось, что эта девочка может его хотеть. Вот только мало, мало! Никакой пощады ей сейчас не полагается. Ведь она предпочла Эмиля!

— Раз, — безжалостно улыбается Эрик, когда её накрывает первый оргазм. Когда она выгибается, сжимая его пальцы своим горячим нутром.

Улыбается и склоняется к её бедрам, снова пробегаясь губами по спрятанному в темных кудряшках лобку. Столько раз он только за сегодня бывал здесь, между её раздвинутых ног? Пробовал эту сладкую кошку, смаковал пряный вкус её желания, и раз за разом ему хотелось сюда возвращаться. Она совершенно слабела, когда за дело ее удовлетворения брался его язык. Она не брыкалась.

Это было по-настоящему прекрасно.

— Я больше не смогу, — Настя выгибается от первого же прикосновения его языка к её сладким складочкам.

— А я спрашивал, сможешь ли ты? — нахально уточняет Эрик и берется за дело. Давненько он не ощущал столько вдохновения, мешающегося с досадой одновременно.

Он с первого взгляда её хотел, с той самой секунды, как вдохнул её запах. Быть с ней нежным, страстным, жестким, все как ей захочется, лишь бы все было взаимно. Он задумал этот тройничок, просто потому что это помогало ему положить конец пари и занять Эмиля, который терял повод отвлекаться от его розысков. Первый раз у этого мероприятия было двойное дно. Обычно они развлекались так от скуки.

Кстати, о розысках Эмиля — нужно будет справиться об их состоянии. И подумать — как бы организовать себе маленькую отсрочку.

Не может она.

Три поцелуя в особенно чувственные места — и она снова начинает дышать глубже. Семь минут возни с клитором — и от Настиных стонов приятно гудит в висках, четыре толчка языка Эрика внутрь девушки, во влагалище и…

— Два, — насмешливо тянет Эрик, потягиваясь вперед и нависая над Настей и склоняясь к её рту влажными от её соков губами. Он обожал смешивать эти вкусы, и вот сейчас с удовольствием их мешал, замечая, что и девчонка тихонько млеет от вкуса собственного оргазма на языке.