мы с моим приятелем тут посидим, подождём, княжну постережём. Ещё и все при оружии. Не одобряю. Словом надо разить, а не мечами. Давайте, ребятки, опустите оружие, поговорим нормально, а не будем друг в друга заточенными железками тыкать, ни к чему это. Сядем в кружок, побеседуем, кто прав, кто виноват, да что делать. Может, вы нас с этим пареньком переубедите, мы тоже балахоны наденем, будем Мару призывать изо всех сил, а то налетели сразу, как петухи.

Те не проронили ни слова. Баламут сплюнул.

— Ребятки, — сказал он. — Как насчёт договориться? Смотрю вы великие любители зимы и снега? Съездите в декабре в Новгород, там столько этой вашей зимы и снега — расплачетесь от счастья, я вам обещаю. Зачем сразу какую-то богиню тревожить? Может, ей это не понравится, вы не думали? Придёт, вся заспанная, по сусалам вам надаёт, за то, что разбудили? Обидно будет и неловко, перед такой большой госпожой.

— Закрой свой грязный рот! — рявкнул один из стражников

Ритуал разрастался, воздух содрогался, всё чаще разрываясь молниями и всполохами, крик главного шамана становился всё громче.

— Хочу говорить и буду, а не хочешь слушать — так не слушай, — сказал Баламут. — У нас свободное княжество, каждый волен сам решать.

Охранник наотмашь ударил его по лицу. Баламут сплюнул кровью.

— И это по-твоему удар? Кто тебя так бить научил? Твой муженёк?

Снова удар, но Баламут только рассмеялся.

— Позорище. Что же это за богиня такая, у который прислужники бьют, как девчонки малолетние? Должно быть и сама ни на что не годится. Верно я говорю, княжич?

— Заткнись, богохульник! — один из стражников снова ударил наёмника по лицу. — Не смей так говорить о нашей богине!

— Да? А то что?

Язычник занёс копьё, готовясь ударить.

Баламут даже не дрогнул, глядя тому прямо в глаза.

— Ты чего, разумом скорбный? Забыл, что тебе старший сказал? Живыми нас надо оставить. Будешь бить, ну как, помру я от разрыва сердца? Сам будешь с Марой объясняться, почему вместо свежего мяска ей придётся мертвечинку кушать?

Лицо прислужника исказило злобой. Но копьё опустил.

— Тогда прекрати богохульствовать! — сказал он, почти с мольбой в голосе.

— Хочу и буду, — упрямо повторил Баламут. — А не нравится, коли, так и отойди и не слушай, тебя никто не держит. А раз стоишь и слушаешь, так, стало быть, поддерживаешь моё мнение, и ничего против не имеешь.

Охранник в нерешительности оглянулся на главного шамана, что продолжал творить свой тёмный ритуал. Затем снова оглядел пленников, подёргал путы на их руках, махнул своему товарищу и они отошли в сторону.

— Пф, слабаки! — бросил им в спину Баламут. — Только и умеете, что копьями тыкаться, да магией своей честных людей обезоруживать? Как только поговорить надо с умным человеком, вроде меня, так сразу в кусты бежать?

— Баламут, — сказал княжич. — Что, это всё? Проиграли мы?

— Всегда побеждать невозможно, — спокойно ответил Баламут. — Три зверины на пути своём укокошили, тут немножечко не повезло, бывает. Держалась Русь-матушка на наших только плечах, последней преградой мы были на пути вечного холода и мрака. Но не повезло, что поделать. Должна была судьба доверить решение таких вопросов кому-то более везучему. В конце-концов, почему всегда мы? Пусть кто-то другой хоть чем-то поможет. А лично я уже устал, жду не дождусь, когда меня съедят, отосплюсь хоть на том свете. Если он есть, конечно.

— Не охота умирать что-то, — признался княжич. — Хотелось бы пожить ещё. Детей там завести, княжеством своим поправить немного и что там ещё положено. Надо бороться нам, пока мы живы.

Он задёргался, пытаясь освободить руки. Всё было тщетно.

— Может, разгрызёшь на мне верёвки, а? — спросил княжич с тоскливой надеждой.

— Мог бы попытаться, — ответил Баламут. — Да только, боюсь, затянется это довольно-таки надолго. Я, конечно, не знаток подобных ритуалов, не знаю, сколько там надо времени, чтобы призвать богиню смерти и всё такое.

Он бросил взгляд на полную Луну, выплывшую из-за туч, и синие всполохи ледяного огня, что кружили по поляне.

— Но, — продолжил наёмник, — кажется, только, что этого самого времени у нас в обрез.

— Ты прав, — спокойно согласился княжич и потупил взор в землю.

— Прости за всё, Алёша, — сказал Баламут. — Не самый лучший друг я тебе был, понимаю. Но хоть прощение надеюсь твоё выспросить в последние минуты жизни.

— Баламут, — шепнул княжич.

— Что?

— Горыныч!

— Что — Горыныч? Он нам на помощь не придёт. Мёртв он, насколько я помню.

— Клык! Клык его у тебя в сапоге остался?

Глава 20 Некуда отступать

— Ну, княжич, — сказал Баламут. — Ну, голова. Давай рискнём, терять нам всё равно нечего.

Небо разрезала сухая молния, ударил гром и земля дрогнула.

— Как там люди говорят? — сказал наёмник. — Двумя смертям не бывать, а одной — не миновать.

Он вытянул ногу поближе к Алексею.

— Зуб Горыныча при мне, — шепнул он. — Острый, зараза, как мой язык. Вытаскивай, да разрежь сначала на мне верёвки. Это дурачьё, сборище любителей снега, совсем не умеет людей обыскивать. Что с них взять, живут в лесу, молятся колесу.

Алексей бросил быстрый взгляд на своих охранников. Те по-прежнему стояли поодаль, будто забыв про своих пленников, безотрывно глядя на разгорающийся ритуал. Княжич торопливо завозился. Достал клык Змея из-за голенища наёмника, перехватил поудобнее, начал перерезать узлы.

— Вот голова у тебя большая, — продолжал тараторить наёмник, — сразу видно, сколько в ней всяких полезных мыслей хранится. Помер бы я тут без тебя, пень кривозубый. Хотя, с другой стороны посмотреть, без тебя меня бы тут и не оказалось. Хотя, с третьей стороны посмотреть, не окажись меня здесь, все равно бы помер, во время вечной зимы…

— Да помолчи ты, — прошипел княжич, дёрнул зубом Горыныча по путам ещё разок и последние нити порвались.

Баламут дёрнул руками, срывая верёвки. Забрал бритвенно-острый клык и в одно мановение разрезал узлы на запястьях княжича. Покрутил ладонями, разминая руки. Юноши молча переглянулись, поднялись, подошли сзади к прислужникам. Те словно оглохли, разглядывая, как по полю промеж каменных столбов проносятся всё новые и новые полосы синего огня. Алексей со всей силы