— А это так важно? — вдруг спросила его девушка. — Неужели действительно так необходимо знать, откуда человек? Мне, вот, всегда было интересно, куда он идёт, а не откуда пришёл… Даже ты — «Уильям из Джонсборо» — почему «Из Джонсборо»? Неужели там, откуда ты пришёл, так важно происхождение? Если так — почему название старое? Я слышала, что возле Джонсборо был построен первый крупный город — Хоуп — Надежда. Чем не имя — «Уильям Хоуп»?

— Дело не в городе, — помрачнев, но не отводя глаз от девушки, ответил тот. — Я-то и помню его очень слабыми отрывками. Для меня Джонсборо открылся только призраком, тенью себя — руинами на ещё одних руинах, среди которых гуляла гниль и разруха. Дело в памяти. Смысл послания из прошлого в том, чтобы помнить то, что когда-то существовал город Джонсборо, что он был частью Соединенных Штатов Америки — цивилизованной страны, цивилизованного мира, и что в нём родился я — цивилизованный человек. Человек, который не опустится до поедания себе подобных, человек, который не станет торговать себе подобными, человек, который может убить, если этого жаждет справедливость… Может помочь… — в этот момент Уильяма вновь схватил припадок кашля. На удивление, охотник быстро от него избавился и, незаметно отряхнув кровь с руки, продолжил. — Это имя — иллюзия, горькое напоминание о том, что когда-то был мир, в котором поступали правильно. Я много лет с гордостью носил это имя, и поступал также. Но потом… потом, всё поменялось, и я стал его стыдится. Стал настоящим жителем Нового мира…

— А что случилось-то? — почти в один голос спросили они.

— А это важно? — с горькой ухмылкой спросил он. — Важно ведь только то, куда я иду, верно? — он взглянул в глаза Александры и, как ему показалось, увидел в них понимание. — Мой путь лежит на север — в Стилуотер.

— Жаль… Наш — на юг — через Оклахому…

Костёр догорал. Охотник ворошил палкой жар, в надежде увидеть хоть немного света и думал о своём.

— Идём с нами? — вдруг сказала девушка.

— Ал!.. — не успел начать Винни.

— Думаю, что это — отличная возможность нас отблагодарить, — настойчиво и медленно проговорила она, смотря при этом в глаза Салливану, который, подумав, не стал возражать. — Я договорюсь с теми, кто нас ждёт, и для тебя найдётся там местечко! «Возьмёшь наш заказ», а? Это ж так называется, да? Станешь временным телохранителем?

Хан улыбнулся. Это всё выглядело слишком хорошо. Он хотел было резко подняться и дать ответ, но стоило ему вскочить с колен, как в голове помутнело, а глаза ушли куда-то вверх… «Не сейчас, — подумал он. — Не сей…»

Удар. Он не почувствовал боли. Лишь сухое дерево, накренившись, ещё сильнее нависло над домом. Странная фигура.

— Я могу простить тебе один удар, — склонившись, сказал мужчина лежащему парню, — но не три. Я ухожу. Хочешь жить — догоняй…

На фоне слышался вой и плач Гарсии. Ли не знал, что случилось с Габриэлем — сыном Хозяина, но через гудящую голову отчетливо понимал, что если он позволит себе закрыть глаза, то больше никогда не увидит свет, а его последним видением станут тяжелые сапоги, уносящие за собою пыль. И он помнил. Помнил всю свою жизнь, что тогда, в тот момент, когда внутри всё болело куда сильнее, чем снаружи, он не позволил себе забыться — его глаза остались открытыми…

В голову ударил поток холода. Наёмник проснулся и, тут же закрыл лицо, уворачиваясь от струй воды.

— Вот так! — шептала Алекс. — Живи, Уилл, живи!

Он вновь открыл глаза и увидел её, склонившуюся над ним. Всё ещё веет теплом. «Жив, — прошептал он, пытаясь подняться. — Жив…»

Всё утро и день он провёл в глубоком сне, будучи запертым в вагоне, а когда проснулся, то увидел, как парень пакует свой рюкзак. В небе вновь светили звёзды.

— Пора, да? — сказал он, подойдя к ней и одинокому дереву перед тёмным лесом.

— Ага… — послышался глубокий вздох, сопровождаемый небольшим клубом пара. — Пора. С нами, да? — она посмотрела на него и слегка улыбнулась.

Теперь глубоко вздохнул уже он. По одному его взгляду было понятно, каким будет его ответ.

— Дорога в Стилуотер — в восьми километрах на восток отсюда.

— Скажи, — спросил вдруг он, — почему я жив? Зачем?

— У меня первая отрицательная. Двести миллилитров теперь плещутся в тебе… — она как-то ощутила, что то было не тем, о чём он её спрашивал. — Не хотела я, чтобы ты умирал, Уильям Хантер. Да, ты бредил, пока спал. Пока я меняла тебе повязки и компрессы. О лесах, о выстрелах, о шансах на то, чтобы жить. О том, что она заслуживает и третий… Бредил, пока мог, а затем — выл. Дергался так, будто тебя избивают и выл, — мир затих, она всё так же смотрела на лес. — Не знаю, что ты пережил или что помнишь, человек из Джонсборо, но взгляни как-нибудь на себя в зеркало — на то, что ты пережил — и спроси, кого там видишь… Кого… узнаешь там.

— Я давно не узнаю того, кто смотрит на меня из зеркала, — он потянул её за плечо и медленно, с опаской, развернул к себе, — но и не верю в простую добродетель — я хочу знать точно: почему?

— Не знаю… Чувствовала я что-то в тебе. Что-то странное для здешних мест — живое, бьющееся. Сколько людей не встречала на пути — они все холодные, скрытные, мертвые… Не хотела, чтобы и это угасло вместе с тобой. Хотела, чтобы жил ради той Девочки. И что, что ты убиваешь? — она словно начала отвечать на его аргументы. — Главное ведь, не то, что мы делаем всегда. «За день до нашей смерти» — так ты сказал? Это определяет человека? И даже если ты не хочешь видеть в этом добродетель — всегда сможешь «отдать» свой «долг», верно? Отблагодарить позже?

— Верно, — он понимал, что «позже» может и не быть. — Спасибо за ответ. Ну что, я тогда…

— Да,