Шрифт:
Закладка:
* * *
Полуденное солнце озаряло тёплыми лучами Рейн, лёгкий ветерок шептал в листве и граяли над скопищем крыш нахальные вороны. Но в ушах людей звучал их крик зловещим набатом, ибо в то время лишь один беспощадный и свирепый правитель царствовал на земле – бубонная чума. Страх разогнал жителей по домам, заставив запереть окна и двери в тщетных попытках защититься от моровой язвы. Напрасно молились монахи в монастырях и священники в церквях, взывая к Всевышнему о спасении. Молчал Господь, молчали дома и стены, молчала река, и только вороны торжествующим карканьем нарушали тишину в полумёртвом городе. Никого не было около городского моста в тот знаменательный день, поэтому никому не довелось увидеть шествие, столь неуместное в годину бедствий.
На мост вышли бургомистр Ганс фон Флахсланден, профессор медицины Вернер Вёльффлин, советник Маттиас Эберлер, профессор римского права Петер фон Андлау и капитан гвардии Гуго Шлегель. Они тащили небольшой сундук, окованный железом и щедро украшенный чужеземной резьбой. Следом показался епископ базельский Йоханн фон Веннинген. Замыкал процессию закутанный в бурый плащ человек, чьё лицо невозможно было разглядеть под тяжёлым капюшоном. Его ноги заплетались, подошвы шаркали, голова болталась. Казалось, он сейчас рухнет под невидимым гнётом, но таинственная сила словно вздёргивала незнакомца за плечи и заставляла тащиться следом за важными спутниками.
Когда шествие достигло середины моста, горожане с видимым облегчением поставили сундук, глухо лязгнувший о камни. Епископ приблизился и властно поднял руку. Повинуясь его жесту, пятеро открыли сундучок, вытащили оттуда нечто, завёрнутое в дерюгу, положили на мостовую и опустились на колени. Только человек в плаще по-прежнему стоял безучастно, слегка покачиваясь, словно засохшее дерево на ветру….
Несколько рук протянулись одновременно и развернули свёрток. Тогда испуганные вороны с карканьем закружились над мостом, ибо нестерпимый блеск от маленькой вещи полыхнул и устремился ввысь. Фон Веннинген повелительно ткнул пальцем в сияющий предмет.
Ожил человек в буром плаще. Медленно подошёл он к коленопреклонённым людям, постоял, а потом выпростал из рукавов тонкие кисти рук. Высоко взметнулись они, подобно трепещущим мотылькам. И прозвучали над городом неслыханные доселе слова. Не человек произнёс их, не ветер прошептал, не прожурчала река. Глухо, тяжко упало на город неизбывное заклятье:
Саф судын атынан сени́ дуалаймын, журек айдахарын: тас бол!
Тогда отцвело и умерло великолепное сияние, и остался лежать на мосту чёрный, бесформенный камень. Повинуясь приказу, сановники положили его на перила. Епископ перекрестился и решительно столкнул камень в реку.
И произошло невероятное.
Взлетели сонмища капель, которые стали множиться, расти, сплетаясь и завиваясь в бурлящую тучу, обретающую знакомый ужасный облик. Над мостом, высоко над головами перепуганных людей, над городскими крышами, кипя миллионами брызг, вознеслось новорождённое чудовище. Сверкнула невесть откуда взявшаяся молния. На мост обрушился ураганный порыв ветра. Небо заклубилось чёрными облаками, они стремительно росли, громоздясь друг на друга. Призрак поднялся рывками, будто пытался сбросить невидимые цепи, но тут прокатился оглушающий громовой раскат и хлынул с небес всеочищающий ливень. И смешались капли дождя с телом страшилища, и опустился бессильно зловещий дух обратно в реку.
Дождь насквозь промочил роскошные одеяния, заставил всех дрожать и переминаться с ноги на ногу, но люди стояли, позволяя струям чистой воды беспрепятственно омывать лица. И никто не заметил, что человек в буром плаще медленно осел, завалился на бок, а затем и вовсе растаял, словно льдинка, оставив лишь бесформенную груду мокрого тряпья.
Начали распахиваться окна. Горожане, не понимавшие, откуда обрушилась гроза с ясного неба, крестились и шептали молитвы. Сначала робко, а потом смелее зазвонили колокола. Радостно, победно прокатился звон по базельской земле. Он звал всех на улицы, пел о том, что бедствия кончились, что чума ушла, что жизнь теперь будет прекрасна, что взойдёт пышный урожай и наполнятся закрома, что город отныне будет вечно богат и славен, а беды и несчастья никогда не потревожат благословенную долину Рейна. Дождь всё лил и лил, очищая улицы от зловонного дыхания смерти. И по-прежнему стояли на мосту сановники в промокших одеждах, жадно глотая низвергавшуюся с небес животворную влагу…
* * *
Первым опомнился епископ базельский:
– Вы сознаёте, что произошло?
– Да, ваше преосвященство, – угодливо ответил за всех Маттиас Эберлер.
Епископ рассердился:
– Господин Эберлер, вы осёл!
Советник криво улыбнулся и пожал плечами.
– Город очищен от скверны! – объявил фон Веннинген. – Беды и несчастья навсегда изгнаны из Базеля, а мы…
Он выдержал эффектную паузу.
– Мы отныне бессмертны!
С минуту царила тишина, нарушаемая лишь звоном дождевых капель. Затем Петер фон Андлау осторожно ощупал живот и грудь.
– Но, ваше преосвященство, – заметил он, – я не чувствую решительно никаких изменений!
– А чего вы ждали, господин профессор? Труб ангелов? Божественного откровения? Или вам недостаточно сегодняшних событий?
Фон Андлау перепугался:
– Что вы! Ни за какие сокровища мира я не соглашусь ещё раз пройти той же дорогой…
– Капитан Шлегель! – обратился епископ к начальнику гвардии. – Немедленно позовите отца Иеронимуса. Пусть он запечатлит на пергаменте всё происшедшее, с соответствующим нравоучением для потомков, запечатлит правдиво и честно. Зеркало и щит спрячьте в моей резиденции. А сундук – в огонь! Отныне никто в мире не сможет вызвать чудовище, всецело принадлежащее нам…
– Повинуюсь, – капитан склонился перед епископом.
Бургомистр снял набрякшую шляпу и выжал воду.
– Мне всё же небезынтересно узнать, – спросил он, надевая мокрый головной убор, – что будет дальше? Неужели никто над этим не задумывался?
– Полагаю, мы будем жить, – отозвался Вернер Вёльффлин. – Мне кажется, важнее этого ничего быть не может. А как всё сложится… Ещё узнаем. Ведь у нас впереди вечность!
Пронёсся порыв ветра, подхватил дождевые капли, завертел мокрый вихрь и умчался вдоль реки к пышным эльзасским виноградникам.
Предание о базельском василиске, дошедшее до наших дней
Любезные братья и сёстры во Христе, щедрые и мудрые правители, достославные воины, люди знатные и простые! Я, отец Иеронимус, смиренный служитель Господа, священник церкви ордена доминиканцев, спешу изложить на пергаменте страшную историю, дабы запечатлеть её для потомков и сохранить в памяти людской события зловещие и поучительные, ибо во всём видна длань Всевышнего, карающая грешников, но и спасающая достойных. Помолясь Господу нашему Иисусу, я с трепещущим сердцем приступаю к повествованию. Да послужит оно предостережением людям, некрепким в вере и слабым духом. Ибо я сам, дрожащий и лишённый воли, был свидетелем поистине ужасных дел.