На фотографии были изображены две улыбающиеся блондинки, похожие друг на друга, словно две капли воды, будь они одного возраста, их можно было бы принять за сестер. Мама и, судя по всему, старшая сестра, их любовь к юноше чувствовалась даже через прямоугольный кусок бумаги.

«Желаем тебе успехов в учёбе, ждём и безмерно скучаем.

С любовью от мамы и сестры. Вашингтон».

Помимо этой надписи на развороте фотографии, ярко-красной помадой было небрежно нарисовано сердечко, с едва заметной припиской карандашом. Судя по почерку, пожелание выводилось в спешке, пока никто не видит:

“Учись хорошо и заработай много денег, ты обещал мне купить ту сумочку. Люблю тебя, мой чрезвычайно умный брат”.

Поводив фотографией перед лицом зомби несколько раз, Ломагин заметил поразительный факт, по какой-то необъяснимой причине, мертвецу было глубоко наплевать на присутствие военного инженера, он действительно следил за перемещающимся из стороны в сторону, фото.

“В чём же причина?” – Размышлял Ломагин, с любопытством разглядывая сильно выделяющегося на фоне своих собратьев зомби, — “его организм смог оказать сопротивление вирусу, не давая выйти хищным инстинктам на первый план или…” — военный инженер не успел додумать мысль, как по телу мертвеца прошла еле заметная волна трансформации.

На губах зомби появились первые капли слюны мутной слюны гнойно-зелёного оттенка, а в уголках глаз начали проявляться пока ещё едва заметные темные точки набухающих капилляров. С громким хрустом передние клыки пока ещё неагрессивного мертвеца удлинились, а кожный покров рук стал выделять дурно пахнущую слизь, мгновенно затвердевающую стоило ей начать взаимодействие с воздухом.

— Дерьмо, – выругался Ломагин, кажется, ему повезло застать новую мутацию, грозящую породить очередную трудно убиваемую тварь. — Мне жаль, надеюсь, в следующей жизни ты будешь счастлив, — произнес Ломагин, смотря в мутные глаза зомби. Глядя на всё ускоряющуюся трансформацию, военный инженер решил больше не тянуть время впустую. Перехватив царапающую воздух руку мертвеца, он вложил в неё фотографию, зафиксировав ту резинкой для волос снятой с ближайшего трупа женщины.

Убедившись, что фотография надежно зафиксирована, Ломагин резким движением свернул зомби голову.

Поднявшись и отряхнув руки, Ломагин осторожно перелез через турникет, внимательно следя за телами мертвых людей. Помещение поражало воображение военного инженера, архитектор, судя по всему, относился с особым пиететом к огромным пространствам и монументальности в целом.

По обе руки военного инженера брали начало широкие коридоры, идущие вдоль наружных стен. Украшенные мозаикой большие стрельчатые окна слабо пропускали свет ночного светила, превращая коридор в бесконечный туннель. Из левого коридора, чьи высокие своды утопали во мраке, доносился глухой вой, многократно отражаясь от каменных стен, он превращался в совершенно чудовищную мелодию, пробирающую до самых костей. В той части, по словам Марко, находился большой актовый зал, совмещенный со столовой, и именно в нём началась кровавая вакханалия.

Решение было принято быстро. В то жуткое место, он не отправится ни при каких обстоятельствах, даже если от этого будет зависеть жизнь всего грёбанного мира.

Прежде, чем приступить к выполнению своего на скорую руку составленного плана, Ломагин решил заглянуть в комнату, располагающуюся неподалеку от широкой мраморной лестницы спиралью уходящей вверх. Комната охраны канцелярским шрифтом была выведена надпись на позолоченной табличке, основательно прибитой к двери.

Медленно повернув ручку, стараясь не издавать лишнего шума, Ломагин слегка приоткрыл дверь в комнату, в ней, к вящему удивлению военного инженера, тускло горела напольная лампа и играла легкая музыка, которую, он мог поклясться, мгновение назад не слышал, не смотря на свой обострившийся слух.

Создавалось такое впечатление, что музыка заиграла, только при открытии двери. Её источник находился рядом, небольшой граммофон, стоящий на тумбе по левую сторону от двери. Зайдя в комнату, и закрыв за собой дверь, военный инженер отсёк стоны и завывания нет-нет да гуляющие по помещениям университета.

В этом небольшом помещении было по-особому уютно, все чувства кричали Ломагину о том, что это самое безопасное место во всём городе. Тусклый, но в тоже время теплый свет и успокаивающая мелодия творили самые настоящие чудеса, ослабляя до предела натянутую внутри Ломагина пружину.

Фонарик, ему всего лишь был нужен фонарик, ну и, быть может, ключи от дверей, ведущих на крышу, в наличии которых на верхних этажах башни он не сомневался. И всё же, вместо того, чтобы скрупулезно осматривать ящики шкафов, военный инженер не смог побороть в себе желание осмотреть стол со стоящей на нём письменной машинкой. Рядом с ней валялся журнал охраны, с лежащим на нём погрызенным карандашом,