мне, задирая мое платье на бедра и стягивая трусики вниз по ним. Проводя рукой по моей голой заднице, он стонет от удовольствия. Звук, который он издает, я знаю слишком хорошо. Он хочет трахнуть меня. Сильно. Но он сдерживается, чтобы не шлепнуть меня по заднице, хотя, я знаю, ему хочется это сделать. Поэтому он гладит меня, успокаивает мою ягодицу своей мозолистой ладонью.

Итан убирает руку и откидывается назад, мое тело уже скучает по его прикосновениям. Схватив меня за плечо, он переворачивает меня на спину и встает с дивана, чтобы снять штаны. Не теряя времени, он раздевается для меня. Не в соблазнительном смысле, а скорее, будто его кожа горит, и ему нужно сорвать с себя одежду. Диван прогибается под весом, когда он опускает колено на подушку и раздвигает мои ноги.

Глядя вниз, он облизывает губы, смотря на мою обнаженную киску:

— Сними свое платье, — приказывает он.

Я тянусь за спину, чтобы расстегнуть молнию, и поднимаю платье над головой, добавляя его к куче одежды Итана на ковре.

— Так намного лучше, — он берет свой длинный, твердый член в руку, его пристальный взгляд поднимается к моей груди. — Мне нравятся твои гребаные сиськи. Ущипни себя за соски, — я делаю, как он просит, и он опять облизывает свои губы. Итан закидывает мою левую ногу себе на плечо, целует внутреннюю поверхность бедра и медленно продвигается к моей пульсирующей сердцевине. Затем он оборачивает обе мои ноги вокруг своей талии и наклоняется вперед, чтобы взять мой сосок в рот.

Он устраивается у меня между ног, и я закрываю глаза, когда он входит в меня, все мое тело сжимается, когда он поражает все мои точки наслаждения одновременно.

— Черт, — говорит он, его большие, сильные руки сжимают мои бедра, когда он двигается быстрее. — В тебе так чертовски хорошо, детка, — он наклоняется, чтобы поцеловать мою грудь, и говорит: — Моя, — затем он целует другую. — Моя, — он целует меня в губы. — Моя.

— Твоя, — шепчу я. — Всегда была твоей.

Он толкается глубже, заставляя принять его всего сразу:

— Черт возьми, ты права.

Я стону в ответ, слишком сосредоточенная на жаре, распространяющемся от моих щек к пальцам ног. Итану не требуется много времени, чтобы заставить меня дрожать под его громоздким телом. После очередного умопомрачительного оргазма я испытываю сексуальный кайф, который заставляет меня балансировать на грани. Мое тело чувствует себя так, словно может переломиться пополам. И это несмотря на то, что Итан был аккуратен со мной.

Он бормочет себе под нос серию стонов и проклятий, крепко сжимая меня, пока его тело содрогается в судорогах. Его грудь поднимается и опускается, дыхание все еще затрудненное. Итан запечатлевает поцелуй на моих губах, его член все еще пульсирует внутри меня.

Наши глаза на секунду встречаются, и уголки его рта приподнимаются в злой усмешке:

— Я никогда не отпущу тебя, Мия, — его голос — почти шепот.

Я улыбаюсь и протягиваю руку, чтобы убрать скользкие от пота волосы с его лба:

— Я и не хочу, чтобы ты это делал.

Он подмигивает:

— Хорошая девочка.

28

Итан

Год спустя

Во время нашей расслабляющей воскресной поездки в пригород Филадельфии я опускаю откидной верх, и Мия вскидывает руки вверх. Она бросает на меня взгляд, одаривая улыбкой, которая озаряет все ее лицо. По такому случаю я выгнал старый «Мустанг» из гаража, поскольку мне показалось уместным воссоздать все воспоминания о нашем прошлом.

Мия опускает руки, кладет ладонь мне на колено и сжимает:

— Куда мы едем?

Ветер развевает ее волосы перед прекрасным лицом, завивая их вокруг головы. Я заправляю прядь ей за ухо, чтобы получше ее рассмотреть:

— Терпение, маленькая овечка. Это сюрприз.

Она скрещивает руки на груди, приподнимая свои упругие сиськи, и притворяется, что дуется.

— Глупый волк, — бормочет она себе под нос, хотя я ее слышу.

Я смеюсь:

— Ты хоть раз позволишь мне что-нибудь спланировать, не изводя меня до смерти каждой деталью?

— Я журналист-расследователь. Задавать вопросы — моя работа.

Я киваю в знак согласия, улыбка растягивается на моих губах.

Отказавшись от дела «Олд Сити Рекордс», Мия нашла свой большой прорыв. Она последовала за подсказкой одного из своих источников и опубликовала на первой полосе свой рассказ о вмешательстве в предвыборную кампанию местного политика. Я не смог сдержать своей радости, увидев фотографию Мии в сопровождении ее статьи на первой странице «Филадельфия Инкуайрер».

— Подожди-ка… Ты везешь меня в старый дом моих родителей? — она поворачивает голову из стороны в сторону, ее рот широко открывается в шоке. — Зачем мы здесь?

Моя мать вернулась в Бостон после смерти отца. Она сказала, что Филадельфия никогда не была для нее домом, и она скучала по возможности посетить могилу моего брата.

— Я хочу кое-что сделать, — говорю я ей. — Как в старые добрые времена.

Она улыбается, когда я заезжаю на старую подъездную дорожку к дому ее родителей и выключаю двигатель, но улыбка быстро исчезает.

— Мы не будем вламываться в дом, — серьезность ее тона заставляет меня рассмеяться. — Я сделаю для тебя практически все, что угодно, но меня ни за что не арестуют за взлом и проникновение.

— Не говори глупостей. Я спросил разрешения, — я открываю дверцу своей машины, и Мия следует моему примеру.

Она обходит машину с моей стороны, встречая меня перед гаражом на две машины:

— Не понимаю.

Я прижимаю палец к ее губам:

— Тсс… Позволь мне сделать то, зачем я сюда приехал. Окей?

Она кивает, и я убираю палец от ее губ. Просовывая свои пальцы между ее, крепко сжимаю ее руку и веду на задний двор. Я останавливаюсь перед качелями, которые уже выдают свой возраст. Металлические прутья заржавели, а сиденья изношены, но это все то же самое место, где я влюбился в девушку по соседству.

Она улыбается мне так, будто знает, что я задумал. По крайней мере, я привел ее сюда, не испортив сюрприз. Кольцо от «Тиффани» уже несколько месяцев прожигает дыру в моем кармане. Оставалось только найти подходящее время, чтобы задать этот вопрос. Но я всегда знал где это сделаю. Я бы женился на ней прямо здесь, на этом заднем дворе, если бы мог.

Я хватаюсь за металлическую веревку и протягиваю качели, чтобы Мия села. Она делает так, как я хочу, без жалоб, задирая ноги, когда я отталкиваю ее от земли.

— Расскажи мне что-нибудь хорошее, — говорю я ей.

Ее лицо светлеет.

— Ты, — говорит она своим певучим голосом. Она