Шрифт:
Закладка:
Слово «сидеть», впервые озвученное под низким потолком «буханки», будто придавило соучастников. Они примолкли. Только сосед буркнул:
— Ну вот, начнётся Олимпиада. Кто первый всех сдаст.
— А ты держись до упора, Мальчиш-Кибальчиш, и не колись. На зоне таких уважают.
Тот сделал резкое движение, и Егору показалось, что парень сейчас его ударит. Но сосед только отодвинулся подальше.
На Комсомольской Егора будто случайно перекинули к другой группе задержанных, позволив и в их ряды внести разброд и шатание. К утру все до единого, и болельщики, и водители, и стоявший на стрёме дятел, хором подписали признание, после чего дружной командой отправились в американку.
К девяти, серый от усталости, Егор ввалился к Сазонову.
— Товарищ полковник, вы на службе? Выходной же день — суббота, Рождество Христово… Трудиться грех!
Тот улыбнулся одним уголком рта.
— Да, я слышал запись. «С Рождеством Христовым, товарищи». Юморист. Ты, часом, не крещёный?
— Не помню. С месячного возраста плохо воспоминания сохраняются. Батю не знал. Маму почти не помню, как треснулся головой в поезде. Но если родной КГБ прикажет, покрещусь сегодня же.
— Не прикажет.
Егор опустился на стул.
— Рождество начнут отмечать лет через пять-шесть, с так называемой «перестройкой». С распадом СССР объявят национальным праздником и выходным днём. Да что это я, сами скоро всё увидите.
— Пока я вижу большой успех, грозящий большими проблемами. В Москву уже доложено. Ждём команды.
— И какая она будет?
— Тебе не по статусу знать.
— Тогда попробую предположить. Щенков — отпустить, ответственность за угоны списать на покойника и его водителя. Но у родителей пацанвы — серьёзные проблемы в карьере. И когда умрёт Киселёв, начнутся большие подвижки, начиная с Жабицкого.
— Про Киселёва — это тоже твоё предвидение, как про Брежнева?
— Нет, — ухмыльнулся Егор. — Благодаря КГБ я на эту ночь попал в чрезвычайно осведомлённую компанию. Если вы не прекратили запись с передатчика, что висел у меня под свитером, там масса интересного. Детишки ретранслировали отношение родителей к ЦК КПБ и вашей конторе. Не записывали? Жаль.
Задним числом он понял, что последними неосторожными фразами организовал Аркадию нагоняй.
— И так предостаточно, — не стал развивать тему Сазонов, явно раздосадованный последним штришком. — Тебе — спасибо. Хватит силёнок доехать до дома, не уснёшь за баранкой?
— Аркаша угостил кофе. Жаль, без коньяка. Взбодрился. Вот только, Виктор Васильевич. Те двое утонувших…
— Ну, человеческих жертв никто не желал, ты, надеюсь, тоже, — нахмурился Сазонов, два трупа в отчёте об успешной операции КГБ смазали радужную картину.
— Вы их достанете?
— Аркадий подключит водолазов, тела поднимут как можно скорее, пока пролом не затянуло льдом. Машину — по весне или никогда.
— Дедунчик, её потерявший, огорчится. Как вы думаете, Москва прикажет родителям негодяев возмещать ущерб?
— Почти уверен, что нет, — отрезал Сазонов. — Выплата компенсации равнозначна признанию вины. Публично, официально. Народ начнёт шептаться: зам первого секретаря обкома возмещает ущерб за угон машины, совершённый шалопаем-сыном, нахрена нам такой зам первого секретаря, куда более высокое начальство смотрело? Наказывать людей системы можно и нужно, но ломать систему — не сметь.
— Пока она не рухнет сама, — Егор поднялся. — До «перестройки» три года. Торопитесь.
Про Нестроева не напоминал, говорил только с Аркадием, тот отмахнулся: работаем, следим, если нужно — сообщим. Зрело понимание, что с проблемой по имени «Бать Тереза» придётся разбираться самому.
Если сын обкомовского зама, сосед по поездке в буханке, окажется прав, криминальный пахан непременно заявит о себе в ближайшее время, а пока можно ехать отсыпаться.
Пока загонял «жигули» во двор, в прихожей не умолкал заливистый щенячий лай. Радостный. Хозяева моментально научились разбирать позитивные и тревожные интонации в его брехне.
Элеонора открыла дверь. Пушистый комок, смешно путаясь в собственных лапах, понёсся к Егору, прыгнул на него, потом деловито пометил колесо «жигуля»: теперь она — моя машина.
— Джонни! Домой!
Девушка стояла в дверном проёме, накинув пальто на халат. Глаза в траурной серой обводке — тоже не спала.
— Привет, милая.
— Ты обещал часа в три ночи…
— А мог вернуться через три дня. Внедрился в банду, задержание получилось наперекосяк, мне пришлось сидеть с ними в камере и размазывать грязные слёзы себе по лицу: во ща признаюсь во всём дяденькам, меня и отпустят. Слабонервные бежали впереди, чтоб первыми сдать подельников. Пока все не раскололись, изображал истеричку.
— Фу-у-у… От тебя действительно воняет камерой! Раздевайся, вещи — в стиралку! — она сунулась внутрь квартиры, но вдруг замерла в проходе. — Ты никому ничего не сломал?
— Пальцем не тронул. Но двое пытались бежать и погибли. Жаль, конечно. Они того не заслуживали. Вечер в хату, и через пять лет и на свободу с чистой совестью.
Глеб, с шарфом на морде и в серебристых дутиках, всплыл перед внутренним взором. Второго утопленника Егор видел лишь мельком и издали, когда гонщики ждали в машинах перед заездом.
Всё равно — живой человек. Был.
И большая разница, когда следователь ведёт производство, попавшее к нему за стол. Ещё говорят: бумага ведёт дело. Любой на его месте следует общему алгоритму — допросы, экспертизы, обвинение, направление в суд; перемена личности следака почти ни на что не влияет. Совсем другой случай, когда внедрился, изобличил, фактически — подставил, убедив в целесообразности сдаться. Тем более, это никак не входит в обязанности сотрудника следственной службы.
А молодые подонки скоро выйдут на свободу. Пусть без помощи Нестроева или подобных ему, но криминал тоже будет недоволен развалом схемы. Без сомнений, Василевич отстёгивал в общак, раз с ними связан.
С Сазоновым или Аркадием не расквитаются. С кем? Угадать бы с одного раза…
Несколько опережая события, набрал Папаныча. Тот был дома.
— Не разбудил?
— В начале одиннадцатого? Борзеешь, кадет.
— Новость заслуживает, чтобы разбудить. Считай новогодний угон раскрытым. Как и предыдущие. Теперь это не оперативная информация, а стопудовые процессуальные доказательства. В понедельник заполним статкарточки.
— Василевич? Он задержан?
Через раскрытую дверь Элеонора клеила ухо, но Егор темнить не стал.
— Утонул в полынье в Минском море, вместе с подельником, убегая от КГБ. Можешь вешать на покойника все угоны планеты.
— От КГБ? Вот же недоделанные… Не могли нормально задержать.
— Уверен, ты справился бы лучше. Чао.
Не снимая благоухающего тюрьмой
