Шрифт:
Закладка:
– Выходит, этот образец античности тебе предлагать бессмысленно; первые мои попытки ты отверг, так что продолжать я не стану, но буду исподтишка поглядывать по сторонам, чего и тебе советую. Ну право же, Мак, тебе нужно побольше развлекаться и поменьше учиться, иначе ты преждевременно состаришься, запрешься в своем кабинете и будешь все дни просиживать над книгами.
– А вот мне кажется, что я в этом зале моложе и жизнерадостнее всех, пусть и не веду себя как заправский танцор. Впрочем, насчет книг ты, может, и права, потому что невоздержанность принимает самые разные формы, а для меня библиотека столь же соблазнительна, сколь и барная стойка для пьяницы. Придется мне дать письменную клятву и запечатать ее в единственный сосуд, который постоянно меня искушает: в чернильницу.
– Я сейчас тебе назову более простой способ воздержания. Брось учиться и напиши роман, вставь в него все свои умные мысли – тем самым ты постепенно освободишь голову для новой жизни. А я с таким бы удовольствием его почитала! – воскликнула Роза в полном восторге от собственного плана: она ничуть не сомневалась, что Мак преуспеет в любом подобном начинании.
– Сперва нужно пожить, а потом писать. Какие уж тут романы, когда у меня еще не было ни одного романа? – логично предположил Мак, сознававший, что еще очень и очень немногое видел в жизни.
– Ну так заведи его, и лучший способ для этого – влюбиться очень-очень сильно. Последуй моему совету, стань современным Диогеном[36], который ходит не с фонарем, а в очках и ищет не честного человека, а идеальную женщину. Очень надеюсь, что ты преуспеешь. – И Роза присела в реверансе, ибо танец завершился.
– За идеалом я не гонюсь, но мне бы хотелось заполучить лучшее из того, что в наши дни имеется в наличии. Ну а если ты ищешь честного мужчину, я, в свою очередь, желаю тебе успеха, – сказал Мак, возвращая ей веер со столь сочувственно-многозначительным взглядом, что лицо ее на миг зарделось и она ответила совсем тихо:
– Если б я искала одну только честность, я нашла бы ее в тебе.
Потом она ушла с Чарли, дожидавшимся своей очереди, а Мак принялся блуждать по залу, гадая, не прячется ли в толпе его будущая жена, и повторяя – а взгляд его перелетал с лица на лицо, равнодушный ко всевозможным прикрасам:
Краса ее не бьет в колокола,
Но главное, что мне она мила![37]
Перед ужином несколько юных барышень собрались в гардеробной подправить свои туалеты, а поскольку все они были подружками, то между ними завязалась беседа – пока они приглаживали кудри, а служанка, рукодельница Филлис, подшивала или подхватывала булавками оторвавшиеся оборки.
Когда каждая задала другой барышне вопрос: «Ну, душенька, как я сегодня выгляжу?» – и получила исполненный встречного энтузиазма ответ: «Божественно, душенька!», Китти обратилась к Розе – та помогала вернуть порядок в хаос, в который чрезмерная резвость превратила локоны юной невесты.
– Кстати, молодой Рэндал смерть как хочет, чтобы его тебе представили! Позволишь – после ужина?
– Нет, благодарствуй, – безапелляционно откликнулась Роза.
– Если честно, не понимаю почему, – начала было Китти с видом недовольным, но вовсе не удивленным.
– Думаю, понимаешь, иначе почему ты не представила мне его сразу после того, как он попросил? Соображения этикета тебя редко останавливают – а на сей раз остановили?
– Мне не хотелось с этим спешить, ты такая разборчивая, я так и думала, что ты откажешься, но сказать ему об этом не решилась, – зачастила Китти, понимая, что нужно было самой еще раньше поставить точку, потому что Роза действительно была весьма разборчива, а к этому молодому человеку имела особые претензии, ибо он не только был очень праздным и развязным, но и неким дьявольским образом склонял к тому же и других.
– Не хочу показаться невоспитанной, душенька, но все же вынуждена отказать: у меня нет намерения водить знакомство с подобными людьми, пусть нам и приходится здесь встречаться, – сказала Роза, вспомнив откровения Чарли в новогоднюю ночь: сердце ее полностью закрылось для человека, который сбил Чарли с пути и в тот день, и – у Розы имелись все основания так думать – несколько раз до того.
– Мне просто было не выкрутиться! Старый мистер Рэндал и папа дружат, и хотя я все сказала в открытую, братец Альф и мысли не допускает, что Рэндалу могут отказать! – пылко объяснила Китти.
– При этом Альф запретил тебе ездить с ним на прогулки и кататься на коньках, потому что лучше нас знает, чего от него можно ждать.
– Уж я-то бы хоть завтра от него отделалась, но в собственном доме положено соблюдать приличия. Его сюда привезла мать, он не посмеет вести себя так же распущенно, как у них на холостяцких вечеринках.
– Не нужно ей было его привозить, пока он не продемонстрирует стремление хоть немного исправиться. Да, это решительно не мое дело, но я иногда диву даюсь, почему люди так непоследовательны: сначала распускают молодых людей, а потом ждут, что мы, девушки, станем относиться к ним как к порядочным.
Роза говорила напористо, но шепотом, однако Ариадна расслышала ее и воскликнула, повернувшись, – в руке она держала огромную пуховку:
– Господи, Роза! Кто это там распускает молодых людей?
– Она у нас очень прямолинейная, однако в данном случае я ее за это не виню. Вот только я в результате оказалась в крайне щекотливой ситуации, – пояснила Китти и для поднятия духа понюхала ароматический уксус.
– Хочу узнать твое мнение, раз уж ты все слышала, а кроме своих, здесь никого нет: ты считаешь, молодой Рэндал достоин того, чтобы с ним познакомиться? – И Роза обратила встревоженный взгляд на Ариадну и Эмму, поскольку ей нелегко было придерживаться собственных принципов, когда это вызывало досаду у ее друзей.
– Вот уж нет! Он просто кошмарный! Папа говорит, что они с Горэмом ужасные наглецы и способны испортить любую компанию. Как я рада, что у меня нет братьев! – откликнулась Ариадна, деловито припудривая розовые локотки: ее совершенно не заботило, что потом на бесчисленных сюртучных рукавах останутся бесчисленные белые полоски.
– Ты уж меня прости, Роза, но мне кажется, что подобная щепетильность – признак невоспитанности. Не нам разбираться в наглости и назойливости и во всем таком прочем, наше дело – относиться ко всем людям одинаково, не проявляя
