Шрифт:
Закладка:
Олег спустился в метро, купил карточку на пять поездок и, отчаянно боясь, что чемодан зажуёт турникетом, проскочил на эскалатор.
Запутавшись в схеме станций (она походила на бесконечную цветную рыбацкую сеть), щурясь на мелкие указатели, то и дело сверяясь с картой в телефоне, Олег два раза сел не туда, но пятьдесят минут спустя всё-таки добрался до Новогиреево и вышел. Глубоко-глубоко вдохнул холодный, горчащий морозный воздух – без всякого привкуса поезда или метро. И, утопая ботинками в пушистом снегу, побрёл к хостелу «Ореховый».
Судя по светящимся указателям с номерами домов, хостел располагался в следующем строении по ту сторону дороги… Дороги, которую пришлось переходить добрых полчаса. Сначала – поиски зебры. Потом – ожидание светофора, который горел красным, и красным, и красным… Ноги замёрзли; от тряски, голода и дурно проведённой ночи начинало двоиться в глазах. Казалось, что время скрутило в петлю: снова по грязной кромке сугроба, как по ширме, ехали кукольные силуэты машин, всё вокруг двигалось и звенело, летящий наискосок снег усиливал впечатление матрицы. Наконец Олег поверил, что время закольцевалось: пальцы онемели от холода, а зелёный так и не загорелся.
Потом к столбу у перехода подошла какая-то женщина, нажала кнопку, и светофор тут же позеленел.
– Дубина, – сквозь зубы процедил Олег и, спотыкаясь, побежал на другой берег, щурясь и шарахаясь от оранжевых и золотых фар.
К счастью, едко-жёлтая, неоновая вывеска «Ореховый» не заставила себя ждать. Олег повернул по стрелке, уткнулся в кое-как расчищенное крыльцо, потерявшим чувствительность пальцем ткнул в звонок…
– Имя-фамилия?
– Олег Крылов.
– На когда бронировали?
– На сегодня. Две ночи. То есть на сегодня и завтра.
– Тапочки есть?
– Нет!
Почему дверь не открывается? Почему его не впускают наконец с этой метельной улицы в тепло?
– Без тапок не пускаем.
Он готов был рассмеяться от абсурда. Переступил с ноги на ногу, чтобы хоть как-то согреться. В голове вертелись самые дурацкие способы достать тапки, а в животе неприятно жгло – отзывалась острая, съеденная натощак лапша…
– Пятьдесят рублей пара. Будете покупать?
– Буду!
Дверь наконец открылась. Олег ввалился внутрь, не чуя ног, затащил чемодан, вынул из кошелька пятьдесят рублей, схватил тапки…
– Молодой человек, вы хоть отряхнитесь!
Он с недоумением оглядел натёкшую с него лужу. Провёл ладонью по шапке – к полу, как мелкие белые мотыльки, устремились снежинки.
– На улице отряхнитесь!
Он выбрался на крыльцо, одной рукой придерживая чемодан, потопал, стряхнул снег с капюшона и рюкзака, заскочил обратно. Видя суровую хозяйку сквозь мутноватую, с алыми прожилками пелену, стянул ботинки, надел тапки. Сунул ботинки под стойку.
– Чемодан будете в камере хранения оставлять? Сто рублей сутки.
– Нет!
– Прямо по коридору душ. Комната – третья налево.
Он послушно выбрался в полутёмный, уставленный стеллажами коридор, отсчитал третью дверь, почти вслепую нашарил ручку и ввалился в душное, тёмное помещение, вдоль стен которого стояли двухэтажные кровати. Раздавалось похрапывание; в углу светился чей-то телефон.
– Нижняя у окна, – подсказала из-за плеча хозяйка. – После одиннадцати – режим тишины. Кухня рядом с душем. Чай, кофе…
– Спасибо, – выдохнул Олег.
Хозяйка, не прощаясь, исчезла. Он прошёл внутрь, закатил чемодан под кровать и сел, наслаждаясь твёрдой, не колеблющейся и не движущейся опорой. Потом наполовину лёг, так и оставив ноги стоящими на полу. Сон навалился такой тяжестью, что сопротивляться стало почти невозможно.
Грязный, потный, даже не раздевшийся. Что бы сказала Катя? Что бы мама на такое сказала?
– Пять минут, – прошептал Олег в полузабытьи. – Пять минут, и я пойду сполоснусь.
Уже почти не сознавая, что делает, на автопилоте нашарил ногой чемодан. Прижал к нему пятку поплотнее, закрыл глаза…
– Пять минут.
Когда он проснулся, комната была пуста, а в окно светило ослепительное, предвещающее скорую весну февральское солнце.
…Через два часа Олег обнаружил себя на подъезде к усадьбе Шереметьевых в Кусково и так и не вспомнил ни метра дороги. Выглянул наружу через забрызганное автобусное окно. Еловые лапы, кедровые ветви, сосновые корни…
– Я тут на балах танцевала, – шепнула Изольда.
Олег мотнул головой и выбрался из стылого автобуса. Игнорируя собравшуюся вокруг гида группу, побрёл по снегу прямо к усадьбе. Услышал донесённое ветром начало рассказа:
– По слухам, граф замуровал в крыше свою незаконную жену, а в подвале под конюшней содержал подпольное варьете…
– Какой интересный, однако, граф, – пробормотал Олег, проваливаясь во всё более глубокие сугробы. Странно: музей же; вроде бы, должны чистить дорожки. Но что-то не чистят.
По уму следовало сразу забраться в Голландский домик, но как проникнуть туда в одиночку? Терять полдня на экскурсию с группой не хотелось. Олег натянул на запястья перчатки, вдохнул и бросился в сугробы вплавь. Окольным путём пробрался к крыльцу – оно стояло в торжественном безвременьи, в обрамлении колонн, ваз и фарфоровых от ледяной белизны Венер и амуров. Кедры в аллее вымахали до гигантских размеров и почти скрывали солнце, похожее на фольгу от плавленого сыра – такое же золотистое и мягкое.
Снег с широких, бледно-изумрудных еловых лап сыпался за шиворот и в лицо. От солнечных полос на сугробах рябило в глазах.
– Молодой человек!
Олег вздрогнул, заозиравшись. Насыпавшийся на рюкзак снег полетел во все стороны.
– Молодой человек! Вы от группы отбились?
Заметили-таки. Может, к лучшему.
Он настороженно кивнул и, аккуратно ступая по чьим-то полузаметённым следам, взобрался на крыльцо. Окликнувшая его женщина в синем кардигане глянула на часы:
– Они только начали, можете ещё догнать. Или тут подождёте, пока они не придут? Уличная часть минут пятнадцать. Потом – здесь проходка.
Проходка. Олег усмехнулся про себя: термин-то какой.
– Тут подожду. Спасибо большое.
– Заходите. – Женщина посторонилась, кинула: – Гардероб, дальше буфет. Можете чаю выпить, если замёрзли. У нас еловый чай, очень вкусный.
Он ступил на деревянную, скрипнувшую половицу. Тело слегка заклинило; сбило дыхание.
– Благодарю, – с трудом сдерживая мандраж, выговорил он. Какой чай, когда он так близко от следов Арабеллы?
Он сделал вид, что сдаёт куртку в гардероб, но, стоило тётке отвернуться, – скользнул вдоль пластмассовой стенки, юркнул за угол и выдохнул. Всё. Теперь – самостоятельная прогулка. Никаких экскурсий. Об искомом экспонате тут не расскажет никакой гид.
По спине, теплея, бежали иголки предчувствия.
Солнце било из узких верхних окон (широкие нижние почему-то были заколочены и завешаны мешковиной), и лучи доходили до пола как сквозь толщу морской воды: зеленоватые и блестящие. Это сходство с подводным царством усиливало предвкушение; где ещё выжидать русалке, как не здесь, в этом рукотворном, иллюзорном море?
Изо рта при дыхании вырывался пар – видимо, отопление работало вполсилы.