Накормив Исокити, О-Гэн взяла корзину и отправилась за углём. Вернувшись, разожгла печь и принялась рассказывать мужу о сегодняшней стычке с О-Току, о том, что хозяин сказал о калитке. Но на этот раз Исо не промолвил ни слова. Он только зевнул в ответ, и это красноречивее всяких слов говорило о том, что пора спать. О-Гэн не мешкая расстелила два футона[63]: один, погрязнее, вниз, другой — сверху. Они легли и так, щека к щеке, уснули. Холодный ветер, дувший во все щели, заставил их теснее прижаться друг к другу, и всё-таки спина Исо почти наполовину осталась неприкрытой.

2

Наступил декабрь, а с ним пришли и холода. Всё покрылось льдом, ощетинилось сосульками. Пригород Токио сразу вдруг стал выглядеть по-зимнему. Зима нагрянула так неожиданно, что ошеломила тех, кто, поддавшись всеобщему увлечению, впервые поселился за городом. Но Оба Синдзо был готов к этой встрече. В высоких ботинках и тёплом пальто, он как ни в чём не бывало продолжал ходить на службу.

В первое же воскресенье выдалась чудесная погода. На синем фоне неба золотилось ясное зимнее солнце. Ни облачка, ни ветерка. Совсем как ранней осенью. Бабушка и жена в сопровождении О-Току и Рэйтян отправились в город за покупками, а Синдзо и О-Киё остались присматривать за домом.

Для женщин, не привыкших выезжать из дому, поездка в Токио, вернее — в его торговую часть, была целым событием. Поэтому обитательницы дома Оба, начиная с бабушки и кончая внучкой, подняли целый переполох. Без конца переодевались, хлопотали, и только после их отъезда в доме воцарилась тишина, словно не осталось ни души.

Синдзо, одетый в ватное кимоно, повязанное старым самурайским поясом, прошёл в залитый солнцем кабинет и углубился в чтение газет. Когда время подошло к обеду, он вышел и стал не спеша прохаживаться по веранде. За сёдзи послышался голос О-Киё:

— Ниисан![64]

— Что?

— Что, что… На обед ничего нет.

— Ну так что?

— Как «ну так что»? Я серьёзно говорю!

Синдзо раздвинул сёдзи в комнату О-Киё. Та что-то старательно шила.

— Что это вы делаете?

— Для Рэйтян. Красиво?

Он ничего не ответил, но, осмотрев комнату, добавил:

— И не темно вам работать? Да у вас, кажется, и не топлено.

— Ничего, руки пока не замёрзли. Зато экономнее.

— А что, собственно, вы экономите?

— Как что? Уголь.

— Уголь действительно подорожал, но так урезывать себя не годится.

Положительно, Синдзо плохо разбирался в житейских делах.

— Да что вы, братец, понимаете? В ноябре уголь дороже риса. И все эти месяцы вплоть до марта больше всего уходит угля. Как же не экономить? Не зря О-Току с утра до вечера только и твердит о том, как подорожал уголь, как много мы его расходуем.

— Да, но так недолго и простудиться.

— Не простудилась же…

— Ну, сегодня такой тёплый день, что даже бабушка хорошо себя чувствовала. — Он широко зевнул, прикрыв рот ладонью. — Кстати, сколько сейчас времени?

— Наверное, около двенадцати. А что, проголодались?

— Да не то чтобы проголодался, но у меня, знаете, выработалась на службе привычка с нетерпением ждать обеда.

Затем Синдзо принялся прохаживаться по всему дому начиная с гостиной и кончая комнатой служанки. В неё он зашёл впервые. Вскоре окно было немного приоткрыто, и Синдзо от нечего делать выглянул во двор. Вдруг перед самым носом он увидел О-Гэн. Эта неожиданная встреча привела соседку в неописуемое смущение. Её лицо залилось краской. Она тут же протянула хозяину кусок угля «сакура», который почему-то оказался у неё в руке, и в замешательстве проговорила:

— О, какой дорогой уголь вы покупаете!

Мешок, что стоял под окном, был раскрыт. О-Гэн по дороге к колодцу каждый день проходила мимо него.

Синдзо тоже почувствовал себя неловко и не знал, что ответить.

— Я, собственно, плохо разбираюсь в угле, — сказал он и, виновато улыбнувшись, поспешил скрыться.

Синдзо вернулся в кабинет, не переставая думать о странном поведении О-Гэн, но никак не мог прийти к определённому выводу. Скорее всего, О-Гэн просто хотела украсть уголь, но Синдзо не мог так легко заподозрить человека. Может быть, она действительно хотела только посмотреть и без всякого злого умысла взяла в руку кусок угля, а когда встретилась с его взглядом, то смутилась и покраснела без всякой на то причины. Наверное, увидела хозяина и растерялась. Почему бы не так? И он решил никому об этом случае не рассказывать.

«Ну, предположим, О-Гэн действительно пришла для того, чтобы утащить немного угля, но не лучше ли сделать вид, что я не догадался? Теперь она должна понять, что поступила плохо, и второй раз на это не пойдёт. По крайней мере, никогда не соглашусь с О-Току, что Уэкия построили калитку с умыслом». Так Синдзо убеждал себя в необходимости молчать о случившемся.

В четвёртом часу семья вернулась из города. За столом было много разговоров. На долю Синдзо и О-Киё выпала обязанность внимательно выслушивать рассказчиков, а те наперебой спешили поделиться своими впечатлениями.

— Рэйтян увидела в Симбаси на витрине огромную куклу и пристала, чтобы ей купили…

— В трамвае оказался какой-то пьяный, ко всем приставал…

Жена, обратившись к Синдзо, сказала:

— Ты у нас больше всех мёрзнешь, получай самую дорогую заграничную рубаху.

— Всегда, как в город поедешь, истратишь больше, чем предполагалось…

По всему было видно, что эти сообщения доставляли несравненно больше удовольствия самим рассказчикам, нежели их слушателям.

Когда темы для разговора иссякли, О-Току, о чём-то вдруг вспомнив, поднялась и вышла из столовой, но вскоре вернулась, и все заметили испуг на её лице.

— Да, дела! — протянула она, понизив голос и обводя всех глазами. — Дела! — повторила она ещё раз и обратилась к О-Киё: — О-Киё-сан, вы сегодня не брали уголь из того мешка, что стоит во дворе?

— Нет, только из корзины.

— Понятно. Ведь я в последнее время замечала: что-то уж слишком много уходит угля. Как там угольщик не обвешивает, а товар хороший и так быстро прогорать не может. Я давно подозревала, а вчера, когда О-Гэн не было дома, кое-что проверила. Что же вы думаете? — О-Току перешла на шёпот. — Я нашла в старом хибати два куска «сакура», зарытых в золу, но решила пока об этом не рассказывать, а проверить ещё раз. И подстроила ей ловушку. — О-Току торжествующе улыбнулась.

— Что ещё за ловушка? — с беспокойством спросила О-Киё.

— Очень просто. Сегодня, перед тем как уйти, я сделала пометки на том