польское платье и т. п. При царе Алексее Михайловиче случилось однажды, что протопоп Аввакум не хотел благословить Матвея Шереметева, выбрившего себе бороду[319]. Тогда же князь Кольцов-Мосальский лишился места за то, что подрезал у себя волосы[320].

При Федоре Алексеевиче господствовали иные правила. В 1681 году царь издал указ всему синклиту, всем дворянам и приказным людям носить короткие кафтаны вместо прежних длинных охабней и однорядок; в охабне или однорядке никто не смел являться не только во дворец, но и в Кремль. Патриарх Иоаким стал ратовать: «Еллинский, блуднический, гнусный обычай брадобрития, древне многаще возбраняемый, во днях царя Алексея Михайловича совершенно искорененный, паки ныне начаша губити образ, от Бога мужу дарованный». Он отлучал от церкви не только тех, которые брили бороды, но и тех, которые с брадобрийцами общение имели[321]. Преемник Иоакима Адриан издал также сильное послание против брадобрития, «еретического безобразия, уподобляющего человека котам и псам»; патриарх стращал русских людей вопросом: «Если они обреют бороды, то где станут на страшном суде: с праведниками ли, украшенными брадою, или с обритыми еретиками?»[322] Несмотря на все это, Петр еще до своего путешествия за границу иногда одевался в немецкое платье. В Англии рассказывали, что он в начале 1694 года явился в иностранном костюме к матери и встретился там с патриархом, который сделал царю замечание; Петр посоветовал Адриану вместо того, чтобы заботиться о портных, пещись о делах церкви[323].

Шлейзинг рассказывал, что царь очень часто ходит в немецком платье, «чего не делал ни один из прежних государей, так как это считалось несогласным с их религией»[324].

Приглашая своих родственников приехать в Россию, Лефорт писал весной 1693 года: «Вы здесь найдете великодушного монарха, который покровительствует иностранцам и постоянно одет в a la francaise»[325]. На маневрах в 1694 году «польский король», Иван Иванович Бутурлин, был в немецком платье[326].

По случаю аудиенции Шереметева у польского короля, императора, папы и гроссмейстера Мальтийского ордена в 1697 году сам боярин, как видно из картин, помещенных в его записках о путешествии, носил западноевропейское платье и большой парик, между тем как его свита была одета во что-то среднее между немецкой и русской одеждой[327]. Находясь за границей, Петр большей частью являлся в костюме шкипера. При первой аудиенции русских послов у бранденбургского курфюрста в Кенигсберге, карлики, находившиеся в свите, были одеты в русское платье, при второй они явились в великолепном костюме по западноевропейской моде[328]. За границей рассказывали во время путешествия Петра, что царь намерен по возвращении в Россию ввести там брадобритие и ношение немецкого платья[329].

Иностранцы, проживавшие в то время в Москве, рассказывают, что, когда ожидали возвращения царя, сановники были в страшном волнении. Бояре собирались по два раза в день для совещаний; в разных приказах происходило что-то вроде ревизий[330].

Преследование за ношение длинных одежд.

Гравюра XIX в.

25 августа вечером царь прибыл в Москву и тотчас же отправился в Преображенское. На другой день рано утром вельможи, царедворцы, люди знатные и незнатные явились в Преображенский дворец поклониться государю. Он ласково разговаривал с разными лицами; между тем как к неописанному изумлению присутствующих, то тому, то другому собственной рукой обрезал бороды. Сначала он остриг генералиссимуса Шеина, потом кесаря Ромодановского, после того и прочих вельмож, за исключением только двух, Стрешнева и Черкасского. Та же сцена повторилась дней через пять, на пиру у Шеина. Гостей было множество. Некоторые явились без бороды, но немало было и бородачей. Среди всеобщего веселья царский шут с ножницами в руках хватал за бороду то того, то другого и мигом ее обрезал. Три дня спустя на вечере у Лефорта, где, между прочим, присутствовали и обыватели Немецкой слободы с женами, уже не видно было бородачей.

Дошла очередь и до кафтанов. По рассказу одного иностранца, Петр в феврале 1699 года, на пиру, заметив, что у некоторых из гостей были по тогдашнему обычаю очень длинные рукава, взял ножницы, обрезал рукава и сказал, что такое платье мешает работать, что такими рукавами можно легко задеть за что-либо, опрокинув что-либо, и проч.[331]

Все это могло казаться произвольной причудой, деспотическим проявлением минутной выдумки; но все это имело глубокий смысл, важное историческое значение[332]. Наш знаменитый историк С. М. Соловьев пишет: «Говоря о перемене платья, мы должны заметить, что нельзя легко смотреть на это явление, ибо мы видим, что и в платье выражается известное историческое движение народов. Коснеющий, полусонный азиатец носит длинное, спальное платье. Как скоро человечество на европейской почве начинает вести более деятельную, подвижную жизнь, то происходит и перемена в одежде. Что делает обыкновенно человек в длинном платье, когда ему нужно работать?

Он подбирает полы своего платья. То же самое делает европейское человечество, стремясь к своей новой, усиленной деятельности; оно подбирает, обрезает полы своего длинного, вынесенного из Азии платья… и русский народ, вступая на поприще европейской деятельности, естественно должен был и одеться в европейское платье, ибо вопрос состоял в том: к семье каких народов принадлежать, европейских или азиатских, и соответственно носить в одежде и знамение этой семьи»[333].

Петр на пиру обрезает традиционную русскую долгополую одежду сановника.

Раскрашенная гравюра

К сожалению, мы не имеем данных о впечатлении, произведенном таким образом действий царя на общество. Не сохранилось и точных архивных данных о первых административных и законодательных мерах, относившихся к брадобритию. Австрийский дипломат Плейер доносил императору Леопольду о введении налога на бороды; можно было также, как сказано у Плейера, внесением капитала приобрести право носить бороду: сохранился медный знак с изображением на лицевой стороне усов и бороды, под словами: «деньги взяты», с надписью на обороте: «207 году»[334].

Из этого можно заключить, что уже в конце 1698-го или в первой половине 1699 года установлена была бородовая пошлина для желавших спасти свои бороды. Кто именно платил ее и как была велика она, неизвестно, потому что первоначальный указ о бородовой пошлине не найден; вероятно, он касался не всех и был повторен в начале 1701 года, как видно из приведенного замечания Плейера. В 1705 году царь предоставил своим подданным на выбор или отказаться от бороды, или платить за нее ежегодную пошлину: гостям и гостиной сотне – по 100 рублей; царедворцам, людям дворовым, городовым, приказным и служилым людям всякого чина, также торговым второй статьи – по 60 рублей; третьей статье, посадским, людям боярским, ямщикам, извощикам и прочим – по 30. С крестьян при въезде в город или при выезде