отвечая Расселу, дал совет: «Мне кажется, что Вы бы лучше обратили внимание на взломщика, а не на тех, кто поймал его с поличным». Комментируя много лет спустя этот ответ, профессор С. Хрущев заметил: «Здесь президент перегнул палку, речь шла всего лишь о непрошенном ему госте, заглянувшем к соседу» [18, 500].

В послании Дж. Кеннеди от 24 октября Н. Хрущев характеризует действия США как «прямой разбой», «безумие вырождающегося империализма». Было замечено, что «США с появлением современных видов оружия полностью утратили былую недосягаемость», а «нарушение свободы пользования международными водами и международным воздушным пространством – это акт агрессии, толкающий человечество к пучине мировой ракетно-ядерной войны» [12, 16–19].

24 октября Дж. Кеннеди объявил о повышении степени готовности стратегической авиации до № 2 (это произошло впервые в послевоенной истории США) [18, 500]. На следующий день он обратился к Хрущеву с ответным письмом, в котором сообщил, что американская сторона знала о перевозках военного снаряжения и специалистов из Советского Союза на Кубу еще в августе, напомнил о своем заявлении от 4 сентября, что США буду рассматривать любые поставки наступательного оружия как влекущие за собой самые серьезные последствия. Президент с горечью признал, что полагался на заявления советского руководства об отсутствии наступательного оружия на Кубе [12, 20–21].

24 октября исполняющий обязанности Генерального секретаря ООН У Тан призвал Хрущева и Кеннеди «воздержаться от любых действий, которые могли бы обострить положение и принести с собой риск войны», а также предложил заинтересованным сторонам собраться для того, чтобы разрешить возникший кризис мирным путем и нормализовать положение в Карибском море. Суть предложений У Тана состояла в том, что СССР не перевозит никакого вооружения на Кубу в течение времени, пока будут вестись переговоры, а другая сторона не предпримет никаких пиратских действий против судов, совершающих плавание в открытом море (Правда, 1962, 25 октября).

В ответной телеграмме Н. Хрущева на имя У Тана от 25 октября содержалось заявление о согласии с этими предложениями (Правда. 1962, 25 октября). Дж. Кеннеди также поддержал эту позицию, высказавшись, однако, против диалога, пока советские ракеты находятся на Кубе.

Утром 25 октября влиятельный публицист У. Липпман выступил со статьей, где поставил вопрос об «обмене» американских ракет в Турции на советские на Кубе. В то же время Комитет начальников штабов вооруженных сил США подготовил пакет предложений министру обороны, в котором предусматривалась готовность к нанесению полномасштабного воздушного удара через 12 часов. Представитель США в Совете Безопасности ООН пытался добиться от представителя СССР В. Зорина официального признания факта размещения ядерных ракет на Кубе [13, 294–295].

Исследователи отмечают, что 25 октября появились определенные признаки поиска компромисса: линию морского карантина пересекли советский танкер «Бухарест» и пассажирское судно ГДР со студентами на борту. В тот же день 12 из 25 судов, следовавших на Кубу, повернули назад [13, 294]. 25 октября на заседании Президиума ЦК КПСС Н. Хрущев впервые указал на возможность вывода ракет при условии американских гарантий независимости Кубы [18, 502].

26 октября Хрущев написал Кеннеди «длинное, перегруженное эмоциями и отступлениями» письмо. В нем руководитель СССР отметил, что у американского президента «есть некоторое понимание сложившейся ситуации и сознание ответственности». В который раз Хрущев подчеркнул, что оружие, находящееся на Кубе, носит исключительно оборонительный характер: «…неужели Вы серьезно думаете, что Куба может наступать на Соединенные Штаты и даже мы вместе с Кубой можем наступать на вас с территории Кубы?.. Разве в военной стратегии появилось что-то такое новое, чтобы можно было так наступать? Я именно говорю – наступать, а не разрушать. Ведь разрушают варвары, люди, потерявшие рассудок». Он призвал к мирному соревнованию, конкуренции двух различных социально-политических систем [12, 22–24].

Если бы Вашингтон выступил с заверением о ненападении на Кубу и стал удерживать от подобных действий других, если бы был отозван американский флот – «тогда отпал бы вопрос и об оружии». Хрущев обещал также публично заявить, что советские корабли, идущие на Кубу, не везут никакого оружия: «То оружие, которое нужно было для обороны Кубы, уже находится там» [12, 28].

Обращаясь к президенту, советский руководитель предостерегал: «Нам с Вами не следует сейчас тянуть за концы веревки, на которой Вы завязали узел войны, потому что чем сильнее мы с Вами будем тянуть, тем сильнее будем затягивать этот узел. И может наступить такой момент, когда этот узел будет затянут до такой степени, что уже тот, кто его завязал, не в силах будет развязать его, и тогда придется рубить этот узел» [12, 28–29].

Ф. Кастро получил от президента Бразилии информацию, что если Куба откажется демонтировать ракетные установки в течение 48 часов, США их уничтожит. 26 октября на совещании кубинского руководства и командования советских войск было принято решение в случае нападения американцев нанести ответный удар. В письме Хрущеву Кастро высказался за упреждающий удар по США: «Советский Союз ни при каких обстоятельствах не должен будет допустить создание таких условий, чтобы империалисты первыми нанесли по СССР атомный удар» [18, 539; 19, 76].

Тревожную ночь с 26 на 27 октября Хрущев провел в Кремле. 27 октября по московскому радио и одновременно посольству США в Москве было передано очередное послание американскому президенту, а копия направлена У Тану. В письме содержалось предложение о выводе тех средств из Кубы, которые американцы относили к «наступательным», а также согласие заявить об этом обязательстве в ООН. Хрущев предложил американской стороне вывести аналогичные средства из Турции, причем выполнение сторонами обязательств следовало осуществить при контроле Совета Безопасности ООН. Необходимым условием такого контроля должно было стать разрешение правительств Кубы и Турции. «Советское правительство даст торжественное обещание уважать неприкосновенность границ и суверенитет Турции, не вмешиваться в ее внутренние дела, не вторгаться в Турцию, не предоставлять свою территорию в качестве плацдарма для такого вторжения, а также будет удерживать тех, кто задумал осуществить агрессию против Турции как с территории Советского Союза, так и с территории других, соседних с Турцией государств» [12, 34]. Такое же заявление, но в отношении Кубы, следовало бы сделать американскому правительству. По предложению Хрущева переговоры (продолжительностью не более месяца) следовало провести в ООН, а достигнутые соглашения могли бы обеспечить подписание договора о запрещении испытания ядерного оружия [12, 34–35].

27 октября Кеннеди ответил сразу на два послания Хрущева (от 26, задержавшееся, из-за неполадок на телеграфе, и от 27 октября). Американский президент подчеркнул, что вывод наступательного оружия с Кубы под контролем ООН явится условием отмены карантина и отказа от вторжения на Кубу. Таким образом, он согласился с предложениями советской стороны от 26 октября [12, 38–41].

В ответе Хрущева от 28 октября, также переданном по радио, отмечалось, что отдано распоряжение