Шрифт:
Закладка:
К счастью, долго искать не пришлось. Спустившись в ложбину, мы сразу выбрели на недостроенный фабричный корпус с обширным подвальным помещением. Там мы и решили заночевать.
Глава 12
Черный Сталкер
Подвал был длинным и узким, с двумя пустыми провалами дверей в дальнем конце и голыми бетонными стенами, из которых там и тут торчала незачищенная арматура. В углах из широких трещин с промокшими краями сочилась вода. Типичный советский недострой.
Дверной проем, которым заканчивалась лестница, ведущая наружу, мы забаррикадировали большим железным корытом для цементного раствора, которое обнаружили в подвале.
Под лестницей Патогеныч с Енотом оборудовали небольшой временный схрон, в котором спрятали трофейное оружие темных. Тайник вышел не самый удачный, раскрыть его было пара пустяков, однако на следующей неделе мы договорились принести сюда еще патронов и аптечек и оборудовать полноценный схрон по всем правилам диверсионного искусства. Наш клан давно нуждался в новом схроне возле Радара после того, как предыдущий разорили мародеры.
Для костра мы с отмычками наломали массивных деревянных ящиков, которые в изобилии валялись вокруг. Сталкеры явно нечасто пережидали здесь выхлоп, приближаться к Радару и к Рыжему лесу желающих было мало, так что на ночь тары нам вполне должно было хватить.
Мы обнаружили лишь смутные следы предыдущих стоянок – два черных круга на полу, оставшиеся от кострищ, и нацарапанное на стене на уровне человека, сидящего на корточках, слово «Штырь». Возможно, отмороженный сталкер из «Искупления» когда-то заночевал здесь, а может, это был другой Штырь – малолетки почему-то обожают эту кличку и часто ее себе присваивают. Другое дело, что почти ни к кому она надолго не прилипает и счастья никому не приносит.
Бывалый охотник Муха умело соорудил костер, и отмычки тут же сгрудились вокруг него – греться. Полупрозрачный белый дым вытягивало в зарешеченное окошко под потолком. Хорошо, сухое дерево. Можно было вскипятить чайку, но мы все были уже настолько вымотаны, что ни у кого не возникло даже мысли об ужине. Сбросив пропотевшие прорезиненные куртки, сталкеры начали выбирать себе места под стенами, где можно было бы расположиться на ночлег.
Я сам вызвался дежурить собачью вахту – два часа перед рассветом. Даже из названия ясно, что это самое неудачное дежурство.
Лучшее дежурство – первое: организм еще вполне бодр, а после спокойно спишь шесть часов подряд и в ус не дуешь. Средние вахты – хуже: тебя будят посреди ночи, и ты два часа караулишь с вытаращенными глазами, героически сражаясь со сном. Однако потом, отстояв вахту, можно снова уснуть. Самый сладкий сон, как известно, приходит после того, как тебя разбудили среди ночи, а потом опять дали поспать.
Худшая вахта – последняя, перед рассветом. Тебя будят, когда ты еще категорически не выспался, и больше в эту ночь заснуть тебе уже не придется. Впереди тяжелый и слишком долгий день – и неизвестно, когда удастся прикрыть глаза в следующий раз.
Тем не менее первый караул я сегодня не потянул бы точно: меня так мутило и клонило в сон, словно я бодрствовал последние трое суток, причем провел всё это время на броне движущегося БТР. Насчет ночных вахт я тоже сомневался – после контузии организм вряд ли достаточно восстановился бы за пару часов отдыха.
Оставалась последняя, самая неудобная – но зато перед ней я успел бы отдохнуть шесть часов и хоть немного пришел бы в норму. Патогеныч, взявшийся распределять дежурства по праву самого матерого самца в стае, хотел вообще исключить меня из списка как наиболее пострадавшего при бомбардировке, благо нас было девять человек, но я потребовал, чтобы от дежурства освободили нашего проводника.
Варвар хмыкнул – он понял, что я по-прежнему совершенно ему не доверяю, – однако подчинился.
Итак, первую смену дежурили Муха с Енотом. Вторую – Борода с Патогенычем. Третью – Бахчисарай с Гусем. Четвертую – мы с Вовой. Я всё еще злился на Вову и не был до конца уверен, не нанесу ли ему нечаянно в ходе дежурства каких-нибудь тяжелых телесных повреждений, поэтому попросил Патогеныча немного переиграть смены. Патогеныч пожал плечами и поменял Вову на Гуся. Ну и ладушки.
Енот потащил к костру два ящика, чтобы не сидеть на голом полу, а я из таких же ящиков соорудил для Динки уютное гнездышко в углу и сам прикорнул рядом на рулонах рубероида. И меня тут же срубило – словно кто-то, подкравшись сзади, треснул меня со всей дури по затылку прикладом АКМК. Только вспыхнула напоследок перед глазами ослепительная линия жидкого огня.
Разбудил меня Бахчисарай. Я поднял голову и инстинктивно зажмурился. Однако вопреки ожиданиям жестокая боль не пронзила череп от виска до виска.
Я сел, опершись спиной о стену. Чувствовал я себя на удивление сносно. Никаких признаков сотрясения мозга не осталось – то ли организм оперативно с ним справился, то ли сотрясения этого и не было вовсе. Мышцы еще побаливали, но не ощущалось того тупого зависалова, которое непременно настигает тебя наутро после таких приключений.
Контузия, надо сказать, здорово изменяет взгляд на мир: когда голова тяжелая, думается с трудом, а в ушах звенит, всё воспринимается по-другому. Примерно как с похмелья. Так вот, сейчас похмелья почти не было. Похоже, шесть часов блаженного отдыха сотворили со мной чудеса.
Гусь уже занял позицию возле костра. Я накинул на спящую Динку свою куртку, взял автомат, кое-как утвердился на ногах и тоже двинулся к костру.
– Порядок, брат? – поинтересовался Гусь.
– Лучше не бывает, – заверил я, присаживаясь на ящик напротив.
Бахчисарай с Вовой заняли освободившиеся спальные места и мгновенно провалились в сон: последние сутки у них выдались беспокойные.
– Всё тихо? – на всякий случай поинтересовался я, растирая лицо ладонями.
– Выхлоп наверху бушует, – отозвался отмычка. – По полной программе.
Ах, вот оно что. Вот почему так страшно зудят и чешутся кончики пальцев.
Шум выхлопа почти не проникал в подвал. Если не прислушиваться, можно было решить, что это воет где-то очень далеко свирепая зимняя вьюга. Однако снега снаружи не было и ветра тоже. Сейчас там происходил сильнейший выхлоп аномальной энергии, эпицентром которого являлась Чернобыльская АЭС.
Во время этого локального катаклизма Зона меняет декорации: исчезают старые ловушки и возникают новые на чистых местах. После каждого выхлопа привычные маршруты вновь становятся смертельно опасными лабиринтами, в которых каждый шаг дается с огромным трудом и большим
