Как же холодно!

От мороза сам воздух кажется тягучим, густым, осязаемым как жидкость. Так и норовит просочиться в каждую мелкую щель, растечься под одеждой по коже, впитываясь всё глубже, проникая до самых костей. Помогает только движение. Стоит даже ненадолго замереть на месте — и холод набрасывается с удвоенной силой, жадно ползает по тебе невидимыми колючими щупальцами.

Вот только куда двигаться-то?

Деревья с белёсыми, покрытыми коркой инея стволами обступают меня со всех сторон. Кустарника и мелкого подлеска почти нет — только толстенные, в обхват, сосны, прямые и высокие, как мачты. Сугробы между ними похожи на песчаные дюны, сформированные причудливыми ветрами. Да и сам снег, как песок — сыпучий, колючий, оглушительно хрустящий под ногами и почти не держащий следов.

Сбивчивое, неглубокое дыхание вырывается изо рта облачками пара, и каждый выдох, кажется, безвозвратно уносит из тела ещё одну частичку тепла. Отороченный мехом капюшон и воротник, ресницы, брови — всё заволокло белым инеем, влага из лёгких оседает на них, мгновенно замерзая. Шарф, которым перемотана нижняя часть лица, уже покрылся и изнутри, и снаружи ледяной коркой, которую дыхание не в силах растопить.

Да где я?! Что это за проклятый, промёрзший насквозь лес? Сколько я уже бреду так? Как вообще здесь оказался? Вопросы эти бьются в мозгу без остановки. Какое-то время назад я даже выкрикивал их вслух, но сейчас губы уже просто не слушаются.

Вокруг всё темнее, и я уже не знаю — сумерки это, или просто уже перед глазами всё меркнет. Я так выбился из сил, что больше всего хочется упасть и заснуть. Но холод заставляет двигаться дальше и дальше.

Где-то слышал, что умирать от переохлаждения не больно. Когда температура тела падает до критической точки — боль уходит, становится тепло и сонливо. И просто постепенно теряешь сознание. Всё равно, что уснуть.

Вот бы того, кто придумывает подобную чушь, сюда забросить, вместо меня! Я бы поглядел, падла, как ты тут вздремнёшь в сугробе! Ещё и сосульку тебе в задницу, для полного счастья! Размером с оглоблю…

Я замер, краем глаза уловив какое-то движение. Показалось, что за деревьями, в быстро сгущающейся мгле, вдруг мелькнул тёплый оранжевый огонёк. Я заморгал, приглядываясь. Вытянул руку из рукавицы и в который раз потёр занемевшее от мороза лицо, убрал ледышки с ресниц.

Нет, не показалось!

Это было похоже на кусок лёгкой полупрозрачной ткани — призрачной, колышущейся на ветру, словно флаг. И светящейся явно различимым оранжевым светом, особенно в передней части, где мерцало что-то вроде округлого ядра. И вокруг этой штуки вился пар, будто она выделяла тепло.

Так и есть!

Стоило подойти к этой странной штуковине вплотную, как в лицо ощутимо повеяло жаром, будто от раскаленных углей в печи. Да и в целом стало понятно, что это не мираж, а вполне реальное, хоть и призрачное существо. Что-то вроде медузы, сотканной из эдры, издающей едва различимое гудение. Или скорее даже жужжание.

Она зависла примерно на уровне моей груди, так что теплого облака, которое она распространяла, как раз хватало, чтобы погреть руки и лицо. Я стянул меховые рукавицы и принялся тереть ладони друг о друга, массировать обмороженное лицо. Занемевшие щёки и кончики пальцев от тепла начало покалывать, с каждой секундой всё сильнее, так что я зашипел от боли. Но всё равно тянул их всё ближе к источнику жара. Замёрз я так, что сейчас бы с радостью даже на костёр уселся.

Медуза, будто почуяв мои прикосновения, попыталась отплыть от меня, но я её догнал, снова жадно ловя источаемое ей тепло. Та, ускорившись, снова оторвалась, и я снова догнал её.

Так я упрямо преследовал её несколько минут — напролом, проваливаясь по колено в снег, перелезая через поваленные деревья, карабкаясь на обледенелые валуны. Больше всего я сейчас боялся упустить её, потому что понимал, что без источника тепла быстро окочурюсь.

Впрочем, зря беспокоился. Понаблюдав за движениями медузы, я понял, что она запросто могла бы улететь от меня, если бы захотела. Но она двигалась так, что я всегда мог до неё дотянуться. А если отставал — то зависала в воздухе, дожидаясь меня. И вела по извилистой траектории куда-то всё дальше в лес. Заманивает? Вот только куда?

А, плевать! Как будто у меня есть выбор…

«Автономный магический конструкт. И весьма устойчивый» — всплыла в мозгу фраза, сказанная голосом Путилина. Я даже на секунду увидел его — задумчиво прохаживающегося из стороны в сторону с прямой, как копьё, спиной, с незажжённой курительной трубкой в руке…

Медуза петляла ещё несколько минут, пока не вывела меня на довольно обширную поляну.

Изба!

Я так сосредоточился на том, чтобы не отставать от источающего тепло призрака, что не замечал ничего вокруг, и дом вынырнул перед мной, словно из-под земли.

Небольшой квадратный сруб из старых растрескавшихся брёвен, с толстой соломенной крышей и узкими горизонтальными оконцами, больше похожими на бойницы. Приподнятый на толстых сваях так, что под ним вполне можно пробежать, не особо пригибаясь. Рядом с ним — ещё один, поменьше. Оба выглядят нежилыми — тёмные, покосившиеся, покрытые толстой коркой инея.

Какой-то сюр. Избушки на курьих ножках, блин…

Да где я, чёрт побери?! Хоть убей, не помню, как здесь оказался. Это сон? Или горячечный бред?

Медуза, чуть покружив над торчащим из-под земли пнём, покрытым грубоватой резьбой со знакомыми рунами, приземлилась в глубокую выемку в верхней его части и угнездилась там, сжавшись в плотный комок размером с кулак.

И погасла.

Нет, нет, нет! Я зашарил ладонями по пню — будто мучимый жаждой путник, пытающийся ладонями ухватить пролитую воду, быстро впитывающуюся в песок.

— Заблудился? — раздался позади ласковый женский голос.

Прозвучало вполне дружелюбно. Да и сам голос был приятный — глубокий, грудной, обволакивающий, с явными нотками кокетства. Но у меня от него мурашки по хребту пробежали. Размером с жука-навозника.

Я медленно обернулся.

Она стояла рядом с избой, придерживаясь одной рукой за сваю. Красивая. Белая мраморная кожа, алые губы, искрящиеся зеленые глаза — яркие, будто светящиеся изнутри. Грива медно-рыжих волос, спадающих буйными волнистыми локонами ниже поясницы. Одета лишь в тонкую льняную рубаху, едва доходящую до середины бёдер, с незатейливой двухцветной вышивкой.

— У, замёрз-то как, бедненький! — рассмеялась она, держась за сваю и отклонившись в сторону, будто на шесте для стриптиза. Снег поскрипывал под её босыми ногами.