– Ну, ну, – он похлопал ее по руке, – не стоит так беспокоиться. Честное слово, здесь не о чем волноваться, особенно теперь, когда вы поделились вашими тревогами со мной. Это главное – поговорить с кем-нибудь, а не упрятывать свои беды поглубже. Послушайте, я дам вам один совет. Когда есть возможность – ругайтесь вслух. Таким образом вы избежите внутреннего напряжения, – он сжал руку Грейс и слегка улыбнулся. – Я тоже часто мысленно ругаюсь. Надо собраться как-нибудь вечерком и провести матч по этому виду спорта, а?

Грейс было с ним так спокойно! Теперь Купер смотрел на нее молча, ожидая, что она назовет отца ребенка.

– Наверное, вы сочтете меня ужасной особой… – начала Грейс.

– Моя дорогая Грейс, не говорите глупостей. Мне только жаль, до глубины души жаль вас. И, как ни странно, его тоже… я имею в виду Дональда… Да, да, жаль, – он кивнул. – Знаете, я могу признаться вам теперь: я никогда не испытывал к нему особой симпатии – есть в нем что-то такое… Наверное, подсознательно я постоянно чувствовал, в чем заключается его беда, это ведь беда, болезнь. И он не один, вы будете удивлены, узнав, что таких людей тысячи. Ему следовало пойти к врачу и посоветоваться.

Грейс не смогла удержаться от смеха.

– Посоветоваться!.. Вы не знаете Дональда. Да он такой гордый, что скорее умрет, чем признает, что в чем-то ошибается. Вот он и старается ни в чем не ошибаться, – с губ Грейс сорвалось горькое восклицание. – Он ведь викарий и живет строго по правилам… и… о, Боже… – она покачала головой, потом внезапно добавила: – Отец моих детей – Эндрю Макинтайр.

Они пристально смотрели друг другу в глаза, и Грейс не смогла сдержать чувство некоторой обиды, когда она увидела на его лице выражение искреннего недоумения.

– Эндрю Макинтайр? Грейс!

– О, Дэвид, не делайте такой изумленный вид. Эндрю хороший человек.

– Да, да, я и сам высокого мнения об Эндрю, но…

– Да, я понимаю, вы думаете, что он всего лишь рабочий на ферме. Но он не просто сельскохозяйственный рабочий, он очень интеллигентный человек, приятный человек.

Купер сощурил глаза. Он был совершенно сбит с толку.

– А Дональд знает?

– Нет, но скоро узнает. Со Стивеном как-то пронесло, но на этот раз номер не пройдет.

– И сколько у вас месяцев?

– Четыре.

– Как он, по-вашему, отреагирует?

– Простит меня и заставит пообещать, что я больше не буду… грешить. Начнет подозревать, что Стивен тоже не его.

– Знаете, Грейс, это жестоко.

– Да, пожалуй, – она помолчала. – Да, наверное, это действительно жестоко. Весь мир его личных интересов заключается теперь в Стивене.

– Когда вы собираетесь сказать ему?

– Буду молчать, пока смогу, – быстрым движением она прикрыла рукой глаза и пробормотала: – Я хочу уехать отсюда. О, Дэвид, я хочу уехать. Забрать Стивена и немедленно сбежать из этой деревни.

– Вы не можете этого сделать. Не должны.

– Думаете о нем, верно?

– И да, и нет. Мне жаль его, Грейс. Крупный, цветущий мужчина – и калека… даже и не думайте о том, чтобы отнять у него ребенка, не надо. Не лишайте его иллюзий.

Грейс медленно встала.

– Ваш кофе остыл, Дэвид.

Доктор потянулся к чашке, но Грейс проговорила:

– Оставьте, я налью свежего.

Больше он ничего не сказал, и она вышла…

Вечером того же дня, когда дети легли спать, а Купер ушел по вызову, Грейс и Дональд остались одни. Он стоял спиной к горящему камину, а она сидела в кресле. Дональд качнулся взад-вперед, перенося тяжесть с пятки на носок, потом неожиданно тихо спросил:

– Ты ничего не хочешь сказать мне, Грейс?

Она вздрогнула и выпрямилась. Повернувшись, посмотрела на Дональда и испытала настоящее потрясение: он улыбался. Мысли лихорадочно завертелись в ее мозгу, отталкивая одна одну, как будто каждая пыталась завладеть ее вниманием в первую очередь. Нет! Нет! Боже! Это невозможно. Он же не такой дурак. Чертов тупица! Не ругайся. Только тупица стал бы… Дурак… Не ругайся, говорю тебе… Успокойся и подумай… Он считает… он считает, что в ту ночь… в ночь авианалета…

У Грейс была отнюдь не одна причина ненавидеть ту памятную ночь. С тех пор прошло более пяти месяцев, а она была беременной только четыре. Если бы это было наоборот, разоблачения удалось бы избежать, но как можно объяснить тот факт, что роды задержались на четыре, пять или более недель? Она решила поговорить с Дэвидом.

Она опустила голову. Дональд, глупо улыбаясь, продолжал смотреть на нее, и Грейс с трудом сдержала ругательства, готовые сорваться с ее губ.

9

Светлым апрельским днем тысяча девятьсот сорок третьего года тетя Аджи, продрогшая и усталая, вошла в свой дом. Ей хотелось выпить чего-нибудь горячего, дать отдых ногам, положив их повыше, но едва лишь она закрыла парадную дверь, как в ее кабинете раздался телефонный звонок.

Это, конечно, Сюзи, если она еще жива, решила старая женщина. Та считала, что если бомба попадет в Уоллсенд, то осколок будет долго летать над Ньюкаслом, чтобы выбрать своей жертвой именно ее, Сюзи. Звоня по телефону, она никогда не представлялась и не говорила «Привет», а всегда начинала с вопроса: «У тебя все в порядке, Аджи?» и, казалось, бывала очень удивлена, когда у Аджи все действительно оказывалось в порядке.

Аджи сняла трубку.

– Да… да, это Темпл 3567.

– Не вешайте трубку.

Когда женщина услышала голос на том конце провода, ее глаза расширились от удивления.

– О, привет, Эндрю.

– Послушайте, тетя Аджи, у меня буквально одна свободная минута, – теперь он называл ее тетей Аджи, и ей это нравилось. – Передайте Грейс, что я в любой момент могу проезжать через деревню – возможно, сегодня вечером или, самое позднее, завтра. Если повезет, мы сделаем там остановку. Сделайте это, пожалуйста.

– Да, Эндрю… Алло!.. Ты слышишь? Эндрю… Эндрю! Но он уже повесил трубку. Ну что ж, коротко и мило.

Возможно, это означало, что он вообще не должен был пользоваться тем телефоном. Они ехали из Шотландии, направляясь, вероятно, на юг. В воздухе что-то витало, в воздухе всей страны; люди как будто чего-то ждали. Черчилль припас какой-то козырь.

Надо сейчас же связаться с Грейс, решила Аджи. Она и не предполагала, что ей придется передавать подобное послание – прошло много недель с тех пор, как Грейс и Эндрю виделись в последний раз, ему даже не удавалось