– Погоди. – Я метнула взгляд на Кастила. – У тебя есть резиденция?

– Есть. – Закончив с балдахином над кроватью, он выпрямился. – У меня есть комнаты в семейном доме – дворце, – но еще и маленький дом в городе.

Я была уверена, что знаю Кастила лучше, чем большинство, но мне все равно еще столько предстояло о нем узнать. Всякие неважные подробности и то, что сделало его таким, каков он сейчас. У нас еще не было времени по-настоящему раскрыть секреты друг друга, и я хотела этого так же мучительно, как обнять брата, увидеть Тони и узнать, что та не вознеслась, как утверждала герцогиня. Я хотела этого так же сильно, как и воссоединения Кастила с его братом и чтобы Малик оказался здоровым и невредимым.

И мы чуть не упустили шанс на это время.

Кастил отошел в сторону и повернулся ко мне. Я увидела позади него открытую дверь. Слабый солнечный свет заливал стены, покрытые плиткой цвета слоновой кости, и отражался от большой фарфоровой ванны. Меня потянуло вперед. Наверное, я перестала дышать, увидев, насколько огромна эта ванна и что на полках полно бутылочек с цветной солью, кремами и лосьонами. Я не могла отвести взгляд от угла ванной комнаты. Там с потолка спускалось несколько труб, на конце каждой находилась овальная головка в крохотных дырочках. Пол под ними был прогнутым, а в центре располагался слив. Сбоку, под окном, стояла встроенная в стену скамья, покрытая плиткой.

– Это душ, – сказал позади меня Кастил. – Если повернуть кран, сверху течет вода.

Я могла только таращиться на это чудо.

– Краны над раковиной такие же, как на душе и ванне. Красная ручка – это горячая, а синяя – холодная вода. Просто поверни его… Поппи? – В его голосе звучал смех. – Смотри.

Моргая, я оторвала взгляд от душа и перевела на Кастила. Он повернул красный кран. В раковину потекла вода.

– Иди сюда, – подозвал меня он. – Попробуй воду. Пару секунд она будет холодной.

Я подошла и подставила руку под струю. Она была холодной, затем стала теплой и наконец горячей. Ахнув, я отдернула руку и перевела взгляд на Кастила.

Ямочка на его правой щеке углубилась.

– Добро пожаловать в страну, где горячая вода всегда под рукой.

Я преисполнилась благоговения. Тони бы понравилась эта комната. Наверное, она бы из нее никогда не выходила и просила бы приносить ей ужин прямо сюда. Грусть угрожала прокрасться и похитить мою радость, и было трудно отбросить ее прочь и позволить себе наслаждаться настоящим. Я опять подставила руку под воду, но Кастил закрыл кран.

– Эй…

Он взял мою руку.

– Можешь весь день играть с кранами и водой, но сначала о тебе нужно позаботиться.

Я подняла голову и хотела сказать, что в этом нет необходимости, но увидела свое отражение, замерла, и все мысли улетучились.

Я впервые видела себя с тех пор как проснулась в хижине. Я не могла отвести глаз, и дело было не в том, что мои волосы превратились в спутанную массу. Опустив руки на край раковины, я уставилась на свое отражение.

– Что ты делаешь? – спросил Кастил.

– Я… выгляжу как раньше, – сказала я, отметив широкую бровь, линии носа и рта. – Но и не так.

Я потрогала шрам на левой щеке. Взгляд Кастила следовал за моим в зеркале.

– Тебе не кажется… что шрамы стали меньше? – спросила я, потому что мне так казалось.

Шрамы по-прежнему были отчетливо видны: и тот, что тянулся от линии волос и пересекал бровь, и другой, проходящий по виску и напоминающий, что я чуть не потеряла глаз. Шрамы уже не казались на один тон бледнее кожи, как раньше. Они были того же оттенка розового, что и мое лицо, не грубые на ощупь и не такие рваные.

– Я и не заметил, – сказал Кастил, и я встретилась с ним взглядом в зеркале.

Я… ощутила его удивление. Он говорил правду. Он в самом деле не заметил разницы, потому что никогда не обращал внимания на шрамы. Они для него ничего не значили.

Я влюбилась бы в него еще сильнее, если бы такое было возможно.

– Они стали немного бледнее, – продолжил он, склонив набок голову. – Должно быть, это из-за моей крови – из-за ее количества. Она могла исцелить некоторые старые раны.

Я опустила взгляд на свою руку и увидела ее – в самом деле. Кожа стала более гладкой.

– Меня поражает, что ты в первую очередь заметила шрамы.

– Потому что когда люди смотрят на меня, то видят в первую очередь шрамы, – заявила я.

– Не думаю, что в первую очередь, Поппи. Ни раньше. – Он перекинул прядь моих волос через плечо. – И уж точно ни теперь.

Точно не теперь.

Я опять подняла взгляд к зеркалу и перевела его от шрамов и рассыпанных по носу веснушек к глазам. Зеленые, как и у отца, насколько я его помнила, но они тоже изменились. На первый взгляд это было незаметно, но я заметила.

Серебристый блеск за зрачками.

– Мои глаза…

– Они стали такими после храма Сэйона, – ответил Кастил.

Я моргнула раз, другой. Глаза остались такими же.

– А когда они светятся, они выглядят не так, правда?

Он покачал головой.

– Тогда свет из-за зрачков просачивается на зелень. И становится сильнее.

– О, – прошептала я.

– Думаю, это из-за твоего итера. – Он слегка наклонился ко мне.

– О, – повторила я, подумав, что, наверное, эта же штука заставляет глаза Кастила и других атлантианцев сиять и переливаться.

Он выгнул бровь.

– Это все, что ты можешь сказать при виде своих глаз?

– Мои глаза… они ощущаются как раньше, – проговорила я, не зная, что сказать.

Он вздернул уголок губ.

– И они по-прежнему самые прекрасные глаза, какие я видел.

Я повернулась к нему.

– Тебя ничего из этого не беспокоит? Мое происхождение? То, чем я стала?

Его полуусмешка погасла.

– Мы коснемся этого, когда будем говорить о Малеке.

– Да, поговорим, но… когда ты со мной познакомился, я была Девой. Ты считал меня смертной, а потом узнал, что я наполовину атлантианка. А теперь знаешь, что я происхожу от бога, и тебе не известно, кто я вообще. Мой дар тоже не тот, что прежде. Я меняюсь.

– И?

– И?

– Когда ты со мной познакомилась, ты считала меня смертным гвардейцем, который поклялся защищать тебя. Потом узнала, что я атлантианец, а потом – что принц. Что-то из этого изменило твое отношение ко мне?

Поначалу да, но…

– Нет. Не изменило.

– Тогда почему тебе так трудно поверить, что это ничего не меняет для меня? Ты по-прежнему Поппи. – Он коснулся моей щеки. – Как бы ты ни менялась, в своем сердце ты по-прежнему будешь собой.