Шрифт:
Закладка:
Всем плевать на меня, всем плевать, что прошу о помощи. Вереница так и продолжает бросать землю в открытый гроб. Становится так жалко себя, того человека, которого хоронят совершенно неуважительно. Глотаю слезы, которые теряются в сильном дожде.
Не знаю откуда беру силы, чтобы встать сквозь сильную боль, но подхожу к толпе и отталкиваю подошедшего. Не позволю творить беспредел. Мне кажется, что, если не остановлю их, сойду с ума. Толпа не обратила на букашку в моем лице никакого внимания. Снова начала свое движение. Только уже не по одному, а сразу общей массой.
Захотелось кричать. Я никогда не страдала клаустрофобией, да и нахожусь на улице, но почему тогда душит чувство страха? Словно сейчас все эти люди задавят меня со всех сторон. Прошу остановиться, не идти на меня, но они все наступают и наступают.
Нет, прошу.
Пожалуйста.
Не надо.
Они не слышат, все идут и идут. Отступаю назад, но уже некуда. Дальше — только могила. Неужели единственный шанс спастись — прыгнуть в нее? Страх сковывает тело и разум. Задыхаюсь, в легких катастрофически не хватает кислорода. Пытаюсь сделать вдох, как рыбка, выкинутая на берег. Не получается. А люди все наступают и наступают. Делаю всего шаг и падаю.
Не сама, меня вытеснили, буквально свалили в яму. Барахтаюсь, пытаюсь сдержать рвотный позыв, ведь в нос ударяет ужасный запах. С трудом удается приподняться на руках и посмотреть на того, к кому меня свалили.
Из горла вырывается немой крик. В гробу лежим я и Нил, в обнимку, оба израненные. Мужчина закрывает меня собой. Вместе до последнего вздоха. Продолжаю кричать, но не слышу сама себя. Либо крики столь оглушительны, либо голос пропал от ужаса происходящего.
И тут чувствую руки, что мягко меня обнимают.
— Снежка, все хорошо, проснись, моя хорошая. Проснись, девочка.
Ласковый голос вырывает меня из злачного места в тот момент, когда на голову прилетает первая порция земли.
— Все, все хорошо, моя маленькая, — мамин голос успокаивает, а головы касаются теплые руки.
Хватаюсь за нее, как за спасательный круг. Кажется, если отпущу, снова окажусь там, в могиле, заживо погребенной.
— Мамочка, мама, — шепчу и плачу, так же горько, как несколько секунд назад во сне.
— Все хорошо, снежинка. Это страшный сон.
Спустя час, мы втроем сидели в гостиной и пили чай. Часы показывали почти десять часов. Мужчины еще не возвращались, а мама делилась своими впечатлениями, когда к ней подошло четверо крепких мужчин, вырвали чемодан из рук и без объяснений повели на выход.
— Вам смешно, а я думала, что от страха прям там кучку ароматную сделаю, — делая глоток вкусного какао, все продолжала она свой монолог. — Мне-то никто не сказал, что так и так, дочка не смогла приехать, мы вас к ней отвезем. До меня пока дошло все происходящее, чуть с ума не сошла. Чувствую, что теперь у меня появятся седые волосы, благодаря амбалам, которым было тяжело пару слов сначала сказать. А то все:
«Следуйте за нами»
«Не положено»
— Так и хотелось съязвить, что в штаны наложено — не положено, а не ответ мне дать на прямо поставленный вопрос запрещается. Всего пара слов, и мне было бы куда проще. Нет же, все продолжали.
«Вам все позже объяснят»
«Наша задача состоит только в том, чтобы доставить объект в безопасное место»
«Женщина, успокойтесь, иначе сумочку отберем. Бить нас не надо»
— Нет, ну, а как я должна была реагировать на подобное? Отбивалась как могла, и хоть бы один человек помог, проявил бдительность и полицию вызвал. Никто не обращал на меня внимания.
Мы с Антониной слушали ее, открыв рты, и все больше поражались боевым способностям Миловой— старшей. Прямо не милая, а ведьма. Никогда не замечала за ней такого. Бедная жена Георгия. Наверное, удивлялась, как мы сопротивляемся аналогичным выходкам. Она-то привыкла к подобному. Но мы-то нет? Конечно, организм включает естественные механизмы защиты.
— Ну, вы, девчат, даёте. Я даже в лихие времена такой не была. Всегда знала, если мужчины объявили тревогу, взбучка откладывается до мирных времен. А вы без боя не сдаетесь. Ну, хоть сейчас все поняли. Пусть все уляжется, потом Нилу взбучку устроите. Дайте парню выплыть. На его плечи итак многое свалилось, — последние слова женщина сказала с некой материнской любовью.
— А кто этот мальчик? Что вообще происходит. Ничего не понимаю, — интересуется мама у своей ровесницы.
И Антонина Николаевна рассказала все как на духу. Как восемь лет назад Юрий Борисович привез с собой подростка. Между ними сразу образовалась связь. У мальчишки погибли родители и ему грозил детский дом. Он сбежал из родного города, хотел получить шанс на лучшую жизнь.
Все очень быстро прикипели к Кречету. Для женщины он стал отдушиной. Суровое мужское воспитание разбавлялось ее заботой и пирогами, рецепт которых мне для чего-то обещали рассказать. Пыталась возмутиться, но меня резко осекли, сказав что так надо. Сколько она вздыхала, что мальчик быстро вырос и все реже заходил в гости. Только сдобой и заманивала вечно голодного студента.
Нила вообще расписали как крайне положительного молодого человека. Я видела, что маме нравится услышанное. Уж не свадьбу ли она там и внуков планирует. Нет уж, я не согласна! Это она знала на что идет с отцом, я — нет. В душе готова быть рядом с ним, хочу этого, но не буду. Его не изменить, не вырвать из криминала.
— Одинокий он только, как и Юрка. Жаль, не успел тебя покойный найти. Как же он любил. До сих пор диву даюсь. Не знаю, сорвался ли он хоть с одной женщиной. Твои портреты везде висят. Сколько он в свое время денег отдал, чтобы фотографии из десять на пятнадцать увеличить в пять раз. Жуть.
— Если бы хотел, нашел. Я не пряталась, Тонь, — маме сложно поверить в наследство, внеземную любовь, верность на расстоянии.
Мне бы тоже было сложно. Все же столько лет прошло.
— Но это так. Марин, ты была его первой и последней любовью. Может, и
