тебя угораздило работать в правоохранительных органах?

– В морской пехоте, во Вьетнаме.

Я долго смотрел на нее, впитывая все детали. Ее волосы были распущены, и я заметил, какими густыми и здоровыми они были, с одной стороны лица их удерживала одна серебряная заколка с гравировкой, создавая за ухом красноватый занавес. Как в театральной ложе перед главным представлением. Открытая серьга представляла собой что-то вроде шпоры, усыпанной маленькими бирюзовыми и коралловыми камнями и свисающими цепочками. У Вонни были прекрасные уши, даже лучше, чем мои. Вблизи я разглядел морщинки вокруг ее глаз, и они тоже были красивыми. Из-за них волчий прищур немного смягчался, а приятный карий цвет ее глаз казался манящим, как ил на берегу ручья, призывающий снять обувь и походить по нему босиком.

Я немного поежился и начал:

– Я выпустился в 66-м, лишился отсрочки и попал в морскую пехоту. Когда мне прислали письмо, я до жути испугался. Черт, я даже не знал, что тебя могут вот так определить в пехоту. Я прошел подготовку на Пэррис-Айленде, и из-за высокого роста меня перевели в военную полицию морской пехоты, а это означало, что мне поручат такие невероятные миссии, как работа в зоне контроля дорожного движения, обеспечение безопасности конвоев, расследование дорожно-транспортных происшествий и патруль запретных зон. Ну и, конечно, традиционное поддержание порядка и дисциплины в батальоне. – Я повернулся, взглянул на Вонни и выпрямил спину для пущего эффекта.

– Пожалуй, такое не забывается.

Я рассмеялся и снова посмотрел на огонь.

– Это точно. Оглядываясь назад, я понимаю, что был просто глупым пацаном из Вайоминга, но все это так пугало.

– Война?

– Война, армия, другая страна, черт, да я и к Калифорнии не успел привыкнуть. Так вот, я решил посвятить себя полицейскому аспекту. Казалось, только в нем был какой-то смысл. Было трудно, потому что морская полиция – не официально оформленная специальность. Мы были всего лишь копами на ротации, действовавшими под командованием офицеров морского флота. Мне повезло, и через какое-то время я набрался опыта и авторитета как следователь.

– Каким образом?

– Раскрыл пару дел.

– Ты не хочешь об этом говорить?

Я снова начал наблюдать за огнем.

– Это нехорошие истории.

– Не «хорошие»?

– Не «счастливые».

– А. – Вонни заерзала и добавила в наши коктейли рома. – А похоже, что я люблю слушать только счастливые истории?

– Может и нет, но я не хочу рассказывать печальные. – Она продолжала держать мой стакан и не отдавала его, и я рассмеялся. – Ладно, убедила.

Я отпил практически чистый ром и задумался, вспоминая все события.

– В январе 68-го меня направили переговорщиком в 379-ю эскадрилью воздушной полиции, 379-ю группу боевой поддержки, назначенным офицером отдела расследований воздушной полиции. Несколько военнослужащих проходили через базу ВВС Таншоннят, и многие из них, так скажем, занимались самолечением.

– Получается, воздушная полиция попросила помощи у пехоты?

– Нет, все совсем не так. Меня вызвали не они, а офис начальника морской пехоты. Так я смог бы пройти обучение, не прекращая работать на своего офицера следственных операций, он был кадровым офицером ВВС и, соответственно, ненавидел меня до глубины души, потому что я был морским пехотинцем.

– А никто не сказал ему, что мы сражаемся с Северным Вьетнамом?

– Только как второстепенный фронт. – Я рассмеялся над абсурдом этой старой ситуации. – Меня приставили к нему, но он не считал меня своим протеже. Я часто разнимал драки, патрулировал отдаленные районы вроде Лаоса и Камбоджи…

– Ты шутишь?

– Да, но зато я встречал Марту Рей. – На этот раз Вонни искренне расхохоталась. – Не пойми меня неправильно, многие из сотрудников воздушной полиции были профессионалами, но их перегружали работой, а иногда взгляд со стороны правда помогает. Вьетнамцы продавали свой товар прямо на базе в обмен на товары черного рынка. В основном лидерами были представители из вьетнамской военной полиции. Я сообщил о проблеме ВВС.

– Наверное, тебя за это погладили по головке.

– Я всегда начеку.

– Что еще? Ты сказал, дел было несколько.

– Да. – Я снова отпил и поставил стакан на колено, чистый ром с остатками сахара и палочкой корицы был на удивление хорош. – На базе убили проститутку. У нас не было никакой юрисдикции, но я создал свою личную компанию.

Вонни положила руку на спинку дивана рядом с моей головой.

– Как ты выжил на такой работе? В смысле, тебе не все равно. – Она чуть прикрыла глаза. – Такое часто происходит после тридцати лет в подобной профессии?

Я ненадолго задумался.

– Нет, никто не может себе этого позволить. Не существуют пуленепробиваемых жилетов для души, поэтому приходится носить пули в себе.

Вонни надолго замолчала.

– Наверное, ты суровый человек.

Я повернулся в ее сторону.

– Нет. Это одно из моих секретных оружий. – Она улыбнулась. – В деревне, недалеко от отеля «Калифорния», такой французский форт, где размещалась компания RVAN в северной части авиабазы Таншоннят, жила проститутка. Все было словно из «Бо Жеста». Отель состоял из стен побеленного бетона шесть метров в длину и метр в толщину, которые образовывали идеальный прямоугольник. Перед ним стояли крепкие железные ворота, через которые можно было пройти в огромный двор со всеми этими маленькими хижинами. За линией забора находилась небольшая деревня, гражданский морг и кладбище с тысячами крошечных белых надгробий…

Я вспомнил ее, пока рассказывал эту историю, и удивился, насколько хорошо помню все детали, будто моя память была тщательно упакованным сундуком, который выдержал проверку временем.

– Ее звали Май-Ким, и я познакомился с ней за кружкой пива в деревенском баре «Привет, ковбой». Нам говорили не пить местную воду, так что я не стал… по привычке.

– Ты был ее клиентом?

– Нет, это нам тоже говорили не делать, а юным пехотинцем я еще слушался взрослых. – Вонни снова рассмеялась. – Но она была хорошенькой. У нее были крепкие зубы, это редкость в тех краях. Она была крохотной и любила говорить об Америке. Всегда хвасталась, что у нее много друзей-американцев.

– Все, у кого были деньги?

– Да, но она правда была хорошим человеком.

– Прости, я не хотела…

– Ничего, понимаю. – Я пустился рассказывать дальше, показывая, что не обиделся. – В том баре стояло старое пианино, и я один довел Вьетнам до исступления Фэтсом Уоллером и Питом Джонсоном. – Я немного помолчал. – В перерывах между клиентами она читала ежедневную газету Минобороны США, а я помогал ей с произношением и объяснял неизвестные слова. После всей этой истории с наркотиками никто из ВВС не хотел со мной разговаривать, как и вьетнамская полиция, поэтому я говорил с ней. – Я снова помолчал, вспоминая. – У нее был отличный голос, такой