Марат отвел глаза от крыльца, пытаясь сбросить наваждение, но оно не отступало. Подсознание требовало полной концентрации всех сил, а бессознательная часть и рефлексы заходились в истерике: Опасность! Опасность! Крайняя опасность!

До сознания доносился лишь голос Двадцать Четвертого. Тот словно читал лекцию:

Коммуниста нельзя победить. Хотя можно убить. Но даже смерть для нас не является оправданием. Будь в стороне и просто смотри. Этот человек крайне опасен. Но мы можем с ним что-то… сделать. Но то, что стоит за ним… То что придет спросить нас, за него… это куда гораздо опасней. И это не остановить, никому.

В этот момент раздался рев мотора. Глухой рокот, который возвещал скорое прибытие чего-то очень быстрого и мощного.

А вот и они, - сказал Четвертый. Марат повернул голову к мужчине, и поразился выражению лица. Улыбка, одобрение, спокойствие и немного гордости – вот что было на лице Двадцать Четвертого.

Позже Марат очень много раз вспоминал эту встречу. Восстанавливал в памяти каждый миг.

Марку машины, которая подъехала, Марат не знал. Да и не было на этой машине никакой маркировки. Не красовался на радиаторе вычурный шильдик или эмблема. Словно те, кто её создавал, вообще не придавали значение никаким условностям, а уж тем более торговым маркам и знакам. Это был не джип, или седан, или купе. Не смотря на то, что весь кузов машины, казалось, был сделан из черного пластика, «это» больше было похоже на снаряд на колесах. Или на атомную подводную лодку – тоже на колесах, и в миниатюре. Все здесь было подчинено не каким-то условностям или определенным параметрам. Нет, здесь, похоже, поработала настоящая идея. Внешне автомобиль был великолепен, но под плавными обводами без единого острого угла угадывалась мощь и скорость «Формулы 1». Не смотря на обманчивое впечатление приземистости, Марат был уверен, что эта машина пройдет по любому бездорожью. И даже по лесу, если потребуется. Ломая стволы деревьев как спички. Было ощущение, что при столкновении с любым другим автомобилем этот кусок совершенства останется стоять на колесах и даже не будет поцарапан. По этой машине, понял Марат – может проехать танк, и хозяин авто даже не пострадает, только поморщится…

С легким «пффф», как будто внутри действительно было герметично – дверца машины открылась. В салоне оказался только один человек.

Это была женщина.

Она легко выпорхнула, как будто мимоходом поправляя обтягивающее серое платье. И улыбнулась так, что юноша облизал вмиг пересохшие губы. Неужели это китаянка? Да нет, подумал Марат, наверно она все-таки европейка, только где-то примешалась восточная кровь. А когда она поправила волосы – такое ощущение что она вообще из южных стран – испанка, или итальянка. Сколько ей лет, интересно? На первый взгляд – не более двадцати пяти. Хотя, приглядевшись, можно понять что далеко за тридцать… Да нет же, ей едва двадцать стукнуло – если посмотреть очень внимательно.

Девушка без возраста миновала кучки братков и подошла к повару, держащему безмолвную оборону у двери своей крепости. Они обменялись парой фраз на китайском, а потом женщина повернулась к оппонентам.

Здравствуйте, - сказала она. – Добрый вечер. Извините за опоздание.

И тотчас же Марат почувствовал, как выходит из «транса». Столько было непосредственности, доброты и мягкости в ее голосе.

Абсолютно никакого акцента. Такое ощущение, что она вообще родилась и прожила всю жизнь в Туле или Смоленске, местная отличница и надежда родителей, а потом закончила какой-нибудь педагогический или даже театральный в Москве. Настолько сильно было ощущение «русскости» в ее голосе. Правильные слова, правильные паузы, идеальные ударения, восхитительные интонации и неуловимый, родной акцент.

Наваждение какое-то. Марату захотелось даже встряхнуть головой.

И вам добрые вечер, - отозвался через секунду Двадцать Четвертый. – Как добрались?

Как ни странно, почти без пробок, - отвечала офицер госбезопасности, и юноша почувствовал, что ему тоже очень хочется задать ей какой-нибудь вопрос. Пусть не важный, пусть даже глупый – но чтобы услышать в ответ её голос, и при очень большой удаче – смех. Очень хотелось послушать, как она смеется, наверно, от этого аж мурашки по коже, если представить.

И девушка засмеялась…

Дальнейшее происходило как в туманном сне. Огромные братки окружили миниатюрную женщину, не подступая, однако, к ней ближе чем на три, а особо отважные – на два метра. У всех на лицах совершенно глупые улыбки.

А что это за марка машины у вас? – раздался совершенно неуместный вопрос.

А-а, это особая модель, - тотчас же отозвалась девушка. – Такая только у меня. И у Джеймса Бонда, - добавила она через секунду, и улыбнулась так лучезарно, что даже небо стало чуть более голубым. Так, по крайней мере, показалось Марату.

Эта фраза, маленькая переделка из древнего сериала – растопила вообще весь лед между собеседниками. Марат смотрел на это представление, и улыбался сам. Он видел, как большие и серьезные мужчины прямо на глазах превращаются в хвастливых мальчишек. Да что там! Самому Нечаеву очень хотелось подойти к китаянке поближе, и спросить что-нибудь. А еще лучше, рассказать что-нибудь. Серьезное и важное. Ужасное или смешное. Таинственное и страшное, чтобы чуть-чуть выделиться в ее восхитительных глазах, чтобы она еще раз улыбнулась, но только ему, одному, лично… Желательно рассказать ей даже не историю, а что-то такое важное… какую-нибудь… государственную тайну. Черт, почему он не знает ни одной государственной тайны? Он бы сейчас с удовольствием ей рассказал! Только для того, чтобы она смотрела, улыбалась и восхищалась.

А в чем суть проблемы, господа? – вдруг спросила китаянка, и на ее лицо набежала тень серьезности. Она обвела всех взглядом, и каждый вдруг захотел посмотреть - что у него под ногами. А еще больше хотелось, чтобы этой тени на ее лице не было.

Как-то в одно мгновение братки выстроились из круга в полумесяц, и только четверо из них остались стоять в стороне. Сейчас они походили на провинившихся детей, полных раскаяния. Один из них кривил лицо так, что казалось, что он сейчас хочет упасть на колени и заплакать, простирая руки и вымаливая прощение.

Абсолютно никаких проблем, - строго сказал Двадцать Четвертый. Выждал две секунды и добавил:

Если мы все придем к мирному соглашению…

Насколько я поняла, несколько ваших друзей, мужчин, - офицер выделила последнее слово. – Не захотели заплатить за еду. И почему то