— А ты?

— А я говорю: «Мне этого мало, каждый день видеть хочу!» А Тверцов свое: это, мол, эгоизм и индивидуализм, три вечера в неделю можно и нужно общественным делам посвятить. Доводы он очень убедительно излагал. Ты, мол Гречихина, фактически была заместителем начальника штаба, в курсе всех событий. И вообще Гречихина молодец…

— И ты согласилась?

— С чем?

— С тем, что молодец? — Олег, посмеиваясь, ждал ответа.

— А кто же с такой похвалой не согласится? — шутливо повела плечами она.

— От скромности ты не умрешь.

— Другие причины найдутся… Короче говоря, Олег,

будут меня утверждать на заседании штаба. Не сумела я отказаться.

— И не надо. Попробуй свои силы. Алеша вон как справлялся!

— Он парень, ему легче, да и своих забот меньше. Но теперь уже поздно назад поворачивать.

— А я одобряю, коллега.

— Спасибо, — улыбнулась она.

Сделав еще несколько поворотов, дорожка вывела их на смотровую площадку, к клумбе с увядшими цветами, почерневшими от ночных холодов. Здесь, на юру, где всегда гулял ветер, сейчас было непривычно тихо и столь же тепло, как и внизу. Жене даже кофточку надевать не понадобилось. Она разглядывала контейнерный терминал, удивляясь: до чего же красиво! Но предполагала, что сверху эта махина похожа на ящик с яркими кубиками. И вообще вид отсюда удивительный. Сопки — как гряды застывших волн, все выше и круче. Склоны их уже не многоцветные, осенние краски поблекли. Облетает листва, изредился лес, заметнее проступила темная зелень хвойных массивов.

Вдали, над самыми высокими сопками, небо было чистое, прозрачное, кромка гряды словно бы плавилась в лучах заходящего солнца. И над головой, над портом, небо тоже было светлое, голубое, с мягкими оттенками — от розового до зеленоватого. Зато со стороны океана медленно наползали длинные узкие полосы легких облаков. Словно бы серебристая дымка затягивала небосвод, и дымка эта становилась все плотней, беспросветней. Ниже ее, скрыв от глаз водный простор, густела серая, клубящаяся завеса. На бухту надвигался туман.

Поняв это, Олег не выдал своего беспокойства, но настроение его резко изменилось. Темная осенняя ночь с туманом — самое тревожное время. Мысленно он был уже в порту, на контрольно-пропускном пункте…. Может, подполковник Дербаносов получил извещение об ухудшении погоды и сейчас разыскивает Сысоева, чтобы предупредить, напомнить?..

— Нет, ты скажи, нарочно, что ли, их так красят? — Женя продолжала восхищаться контейнерами. — Блестят, словно лакированные… Давай сядем.

— На море взгляни.

— Серость там. Сыро будет.

— Часа через два туман накроет всю бухту.

— Тем более посидим, пока есть время. После тумана дожди зарядят. 

— Вниз пора.

Она внимательно посмотрела в лицо Олега, уловила его нетерпение.

— Спешишь?

— Надо в часть.

— А говорил — весь вечер…

— Нет, не получается.

— Объясни. — Она никак не могла уразуметь, что произошло… Может, он вдруг заболел?.. Или другая ждет? Олег не такой. Но почему эта деловитость, непонятная настороженность?

— Пойдем, прошу, — настаивал он.

— Мне и здесь хорошо.

— Пойми, Женя, — он колебался. — Пойми, у меня задание…

— Может, свидание?

— Не надо, — мягко возразил Олег. — Ты прекрасно знаешь, что этого не может быть.

— Я ничего не знаю. Двадцать минут назад ты шутил и собирался гулять до полуночи. А теперь какое-то задание. Ты что, плохо себя чувствуешь?

— Не могу сейчас объяснить. Так нужно. Пойдем.

— Я не тороплюсь. А ты — пожалуйста.

— Скоро сумерки, здесь пустынно.

— Скажите какая забота!

— Зачем ты усложняешь, Женя? Я еще успею проводить тебя.

— Спасибо. Я остаюсь здесь! — резко произнесла она. — Каждый поступает как хочет. Вполне демократично.

— Поверь, это необходимо. — В голосе его было столько тревоги, что Женя на секунду дрогнула, готова была согласиться. Но обида за испорченный вечер и уязвленная гордость оказались сильнее.

— Не спорь, иди, — сказала она.

— До завтра?

— Возможно! — Женя отшатнулись, не позволив Олегу обнять себя.

выпустила из виду: ведь Олег- то военный! Привыкла, что он — просто человек, который ей близок и дорог, помнила, что он комсомольский работник, но в голове не держала, что кроме всего прочего — и это, наверное, самое главное — он прапорщик, пограничник. У него есть и будут дела, о которых не имеет права рассказывать даже ей. К этому следует привыкнуть, чтобы не случалось разных недоразумений. Но как привыкнешь? Служебная ли обязанность заставила его сейчас прервать свидание, испортить вечер?

Он же сказал — задание! Разве этого мало? Может, это опасно, а он ушел от нее такой огорченный!

Женя вскочила и бегом бросилась со смотровой площадки. Догнать Олега она не надеялась. Просто противно и нелепо было теперь сидеть здесь.

19

У каждого молодого солдата бывают в начале службы свои трудности. Одному тяжела физическая нагрузка, другой долго не может освоиться в новом коллективе, третий медлительный, опаздывает в строй… А рядовому Руслану Чапкину невмоготу было сразу, без обдумываний и рассуждений, выполнять приказы. Парень смекалистый, начитанный, он прекрасно понимал: если подчиненные начнут обсуждать распоряжения старших, особенно в боевой обстановке, — пиши пропало! Пока вопросы да ответы — враг разобьет все войско. И вообще это будет не армия, а так, общественная организация, клуб любителей задушевного слова.

Умом-то Чапкин понимал, но натура его противилась всякий раз, когда требовалось выполнять приказ, целесообразность которого ему, Руслану Чапкину, не была совершенно ясна. Что поделаешь, такая у него дотошная, въедливая натура, из подобных людей получаются хорошие следователи, бухгалтеры, ревизоры. Ему бы расспросить, узнать все досконально — тогда он с охотой. А здесь коротко: выполнить и доложить!

Чапкин и выполнял не хуже других, и докладывал как положено, только с натугой, ломая себя. Зато особенно любил, когда на заставу или на контрольно-пропускной пункт приходили политработники. С ними побеседовать можно, они на какой хочешь вопрос ответят. Особенно прапорщик Сысоев. В нем Чапкин угадывал даже свои собственные черточки. Сысоев беспокоился: а все ли ясно солдатам, нет ли каких сомнений?

Нынче Руслан Чапкин был удовлетворен полностью. Сначала пограничников инструктировал старший лейтенант Шилов. Дольше и подробней обычного. У причала, дескать, стоит беспокойное судно, доставившее контейнеры. Моряки этого судна отмечают сегодня свой национальный праздник. Надо особенно тщательно выполнять все правила и соблюдать хладнокровие. Люди веселятся — нельзя им мешать. Но чтобы никаких провокаций. И безусловно, учесть погоду. Туман сильнейший. Бдительность должна быть предельная.

Вот о тумане и говорил потом прапорщик Сысоев. Напомнил, что обе кражи на терминале произошли при такой видимости, о точнее, при отсутствии всякой видимости. Давно не выпадала столь мрачная ночь, удобная для преступников. Так что у комсомольцев сегодня не только задача, но и