Шрифт:
Закладка:
Неоднократно упоминается Дева Мария в стихотворениях Григория, посвященных теме девства:
…Когда Христос пришел чрез Матерь чистую,
девственную, незамужнюю, богобоязненную, нескверную,
то, поскольку без брака и без отца Ему надлежало родиться,
Он очистил женское естество, отринул горькую Еву
и отверг плотские законы, по великим же уставам
буква уступила духу, и явно обнаружилась благодать.
Тогда воссияло для людей светлое девство…[327]
Когда имели силу закон, и тени, и временные служения,
тогда и супружество, как нечто детское,
удерживало за собой первенство;
когда же буква уступила и заменил ее дух,
и Христос пострадал плотью, родившись от Девы,
тогда воссияла чистота, отсекающая мир,
из которого подобает нам переселиться туда[328] с восшедшим Христом[329].
Распятие Христово. Фреска. XII в. Церковь Каранлик-Килисе («Темная церковь») в Гёреме, Каппадокия, Турция
Завершая обзор высказываний о Деве Марии, содержащихся в подлинных творениях Григория Богослова, отметим еще два фрагмента из его произведений.
В одном из стихотворений он обращается к теме родословной Иисуса Христа и высказывает мнение, что, хотя по линии Иосифа Он происходит от царя Давида, но «Он был Сын Девы и по Марии потомок Левиин, потому что Мариам была от Аароновой крови». Григорий по данному поводу отмечает, что «колена царское и священническое между собой не смешивались»[330]. Аналогичные рассуждения встречаются и у других писателей этой эпохи[331].
И еще одно важное упоминание о Деве Марии содержится в Слове «В похвалу священномученику Киприану». Здесь он рассказывает о деве, которая побеждала плотское искушение воспоминанием о примерах из ветхозаветной истории и молитвой к Богородице:
Все это и еще многое припоминая в молитвах, и моля Деву Марию помочь бедствующей деве, присоединяет она и другое средство — пост и сон на голой земле, чтобы увяла красота, привлекшая на нее козни, а через это отнята была пища у пламени, истощилось служащее к возжжению страстей, и вместе, чтобы Бог умилосердился над ее смирением[332].
Этот отрывок имеет особую значимость, поскольку является едва ли не первым в греческой святоотеческой литературе упоминанием о практике молитвы Деве Марии. Об этой практике будет подробнее сказано в главе 4-й.
Григорию Богослову в рукописной традиции приписывается трагедия «Христос страждущий» (Christus patiens). Мнения ученых относительно авторства и датировки трагедии расходятся, однако есть веские основания считать ее подлинным произведением Григория[333]. В пользу его авторства говорит, прежде всего, поэтический стиль, близкий стилю стихотворений Григория, также носивших подражательный характер. В произведении отдельные выражения и целые строфы из трагедий Эврипида и других античных авторов искусно вплетены в религиозную драму с христианским содержанием. Автором трагедии мог быть только человек, в совершенстве владевший техникой античного стихосложения: таких людей в Византии было немного[334], и Григория Богослов, безусловно, принадлежал к их числу.
Речь в произведении идет о последних днях, распятии, смерти, погребении и воскресении Христа. Герои произведения — Христос, Богородица, ангел, Богослов, Иосиф Аримафейский, Никодим, Мария Магдалина, юноша, сидящий при гробе, архиереи, стража, Пилат, хоры. Однако именно Богородице в трагедии отводится центральная роль. Она говорит больше, чем кто-нибудь другой, причем многие Ее монологи представляют собой парафраз монологов из греческих трагедий.
Образ Богородицы в трагедии насыщен богословским содержанием[335]. Прежде всего, Она Сама неоднократно говорит о том, что родила Сына, не нарушив девства, и осталась Девой после Его рождения. Оплакивая умершего Христа, Она восклицает: «Ибо, родив Тебя, Я остаюсь Девой (μένω γὰρ αὖθις παρθένος), и Сама знаю, что остаюсь чистой (ἁγνὴ μένω), и Ты это знаешь, конечно, ибо Ты все знаешь ясно. Ты был зачат Мною от Бога Отца…»[336] Иосиф описывается как защитник и педагог для Ребенка, к рождению Которого он был непричастен[337], одновременно отвергаются те, кто ложно утверждают, что Мария родила от кого-либо из смертных (ψευδῶς τεκεῖν βάζοντες ἔκ τινος βροτῶν)[338]. Рефреном через все произведение проходят слова Богородицы: «Я родила Его и знаю, как зачала Его (Ἔτικτον αὐτὸν, οἶδα δ’, ὡς ἐγεινάμην)»[339].
Многократно встречается в произведении упоминание о грехопадении первых людей. Трагедия начинается с мысли о том, что, если бы не было грехопадения, не было бы необходимости Слову Божию воплощаться и безвинно страдать[340]. А затем к этой теме возвращаются Богородица[341] и Богослов[342]. В этих упоминаниях прослеживается параллелизм между Марией и Евой, знакомый нам по другим источникам, начиная с Иринея Лионского.
Через всю трагедию проходит контраст между, с одной стороны, материнской скорбью Богородицы, а с другой — осознанием Ею необходимости смерти Сына и радости о Его грядущем воскресении. Обращаясь ко Христу, Она спрашивает: «Ради чего Отец отослал Тебя от земли? Почему Он захотел, чтобы Ты умер так бесславно? Несчастная, что Я ныне вижу? Это невыносимо, невыразимо, Я умираю»[343]. В то же время Она многократно выражает надежду на то, что Ее Сын воскреснет в третий день, как и обещал[344].
Грехопадение Адама и Евы. Фрагмент мозаики. XIII в. Собор Святого Марка, Венеция
Евангельский материал трактуется в трагедии достаточно свободно. Так, например, ни в одном из Евангелий Дева Мария не упоминается среди женщин, которые пришли на гроб Иисуса и увидели Его воскресшим, если только не видеть Ее в «другой Марии», о которой пишет Матфей (Мф. 28:1). В трагедии, напротив, именно Богородица побуждает других женщин идти на гроб: «Да, да, надо, чтобы кто-то поспешил туда, и, если не увидит какой-то скрытой западни, мы пойдем прямо к живоносному гробу (βῶμεν πρὸς ὄρθρον τύμβον ἐς ζωηφόρον), пойдем, чтобы помазать тело по обычаю: таково, по крайней мере, Мое
