Шрифт:
Закладка:
Я спрашиваю, что он думает про мнение маронитов, что Сирия, которую он так поддерживает, послужила причиной разрушения Ливана.
– Когда Сирия была в Ливане, мы обладали определенной степенью стабильности. Христиане массово покидали страну до прихода сирийцев. Потом это прекратилось. Когда в 2005 году Сирия нас покинула, в страну вернулась нестабильность.
– Можно, конечно, назвать нестабильность причиной того, что сирийские агенты ликвидируют критиков режима Асада… – замечаю я.
– Каждый раз, когда совершается покушение, винят во всем Сирию, – парирует он. – Но до сих ни один суд не подтвердил этих обвинений.
Он смотрит на часы и, оставаясь предельно вежливым, сообщает, что, к сожалению, больше времени уделить мне не может. Встав со своего места, Раймонд подходит к Ферзли и рассказывает ему на ухо, как он 10 лет назад, будучи студентом, был подвергнут пыткам в тюрьме, которая находилась в ведении друзей Ферзли, контролируемого сирийцами отдела ливанской разведки.
Впервые лицо бывшего спикера парламента принимает ошеломленный вид. Обычно та его сторона, на которой расположен слепой глаз, слегка провисает, как это бывает у людей, перенесших инсульт, но теперь провисает и вторая. Ничего не ответив Раймонду, он в замешательстве глядит в мою сторону, будто пытаясь отделаться от совсем некстати прилетевшего обвинения, которое ему только что прошептали, и при этом исступленно пожимает наши руки, повторяя: «Welcome, welcome, thank you, thank you»[191].
Однако Раймонд, не желая упустить возможность слегка потретировать лакея своих палачей, просит меня сфотографировать их вместе. Слегка помрачнев, Ферзли повинуется. Вот так они и стояли, оба этих ливанских христианина, плечом к плечу – национал-либерал и панарабист – каждый по свою сторону линии длящегося десятилетиями фронта. Один – сверкая белозубой улыбкой, другой – не зная, куда деть единственный глаз.
* * *
Сегодня пятница, и Раймонд испытывает оживление – возможно, по причине появления скромной, но сладкой возможности отомстить Его Превосходительству вместе с его сирийским миром. Он везет меня послушать L'Orchestre Philharmonique du Liban[192] в переполненной Eglise St. Joseph des Peres Jesuites[193]. Сегодня там исполняют Симфонию Мендельсона № 4, огромный собор до отказа заполнен любителями музыки – молодежью и пожилыми жителями Бейрута. Возможно, в каких-то странах интерес к классике и в упадке, но не в Ливане.
Кроме великолепных симфоний этот город может предложить много чего интересного. После концерта мы отправляемся в Hole in the Wall[194], любимую пивную Раймонда. Нас сопровождают девушка, которую Раймонд брал с собой в недавнюю поездку, с приятельницей; после трех-четырех стопок текилы подружка неженатого и не слишком беспристрастного Раймонда начинает теснее прижиматься к нему. На сцене гитаристка изгибается как эквилибристка; ее пируэты буквально взрывают публику.
Я обнаруживаю, что у Раймонда особое чувство юмора, когда он, пообщавшись с барменшей, умудряется убедить ее, что сегодня мы празднуем мой день рождения. Прерывая гитаристку, барменша энергично звонит в колокольчик и под оглушительные возгласы собравшихся вызывает меня к барной стойке, чтобы как следует поздравить. Получив восторженное, однако явно незаслуженное массовое приветствие, я понимаю, что теперь как минимум половина Бейрута ожидает от меня ответных шагов. Раймонд задорно подмигивает мне. Припоминая недавний урок Эли Ферзли, я пытаюсь выиграть время и замять неловкость: прошу гитаристку вернуться на сцену, чтобы тем временем ускользнуть.
Словно видя меня насквозь, она тут же заводит старый хит исполнителя американского кантри Кении Роджерса The Gambler[195]:
You got to know when to hold 'em,
know when to fold 'em,
Know when to walk away
and know when to run[196].
* * *
Вероятно, под воздействием утреннего похмелья мне припомнились все услышанные во время поездки обвинения в том, что я решил выделить определенную группу населения и сделать ее предметом своих исследований. Почему я вдруг заинтересовался темой бегства христиан из арабских стран? Зачем решил разбередить это межрелигиозное осиное гнездо? Почему бы мне не заняться шиитами в суннитских странах, которым сейчас еще хуже? Отчет PEW[197] показывает, что мусульмане подвергаются еще большим гонениям на Ближнем Востоке, чем христиане – причем со стороны самих же мусульман[198]. Так почему бы мне не заняться алавитами в Сирии, чья жизнь повиснет на волоске, как только падет нынешняя власть? Может, я занимаюсь этим, потому что христиане так похожи на нас? Что это – культурный шовинизм? Посмотрите на Ливан: разве христиане не показали себя с безобразной стороны во время межрелигиозной войны? Достойны ли они хоть капли сочувствия?
Однако я не считаю, что если их белые одежды забрызганы кровью, это повод вообще не писать о христианах. Не служит оправданием молчания и то, что представителям других конфессий приходится в некоторых странах еще хуже. К примеру, во время гражданской войны в Конго погибло гораздо больше народу, однако эта проблема не привлекает к себе такой же интерес. Можно им сострадать, однако внимание, которое я хочу привлечь к описываемой мной ситуации, не связано с количеством перенесенных страданий. У нас есть исторические, культурные и религиозные причины для интереса к ближневосточным христианам. Однако их положению уделяется не слишком много внимания. Некрещеному наблюдателю остается только удивляться, насколько оно незначительно.
Посещая христиан в арабских странах, я начинаю сомневаться в нашем собственном предполагаемом христианстве. Постепенно до меня доходит, как велика разница между нами. Христиане в арабских странах очень сильно отличаются, к примеру, от скандинавских протестантов. В какой-то момент я рассказываю Раймонду об одном маленьком событии, произошедшем в Дании, пока я нахожусь в Ливане: община Ютландии опубликовала объявление, в котором приглашает на работу «верующего» священника. Он чуть не помер от смеха. Ну как тут не согласиться со священником из Эль Мины, который, пытаясь разыскать средства на строительство новых школ в осажденном городе, обвинял европейские правительства в том, что те готовы поддерживать только секулярные некоммерческие организации?
Христиане, с которыми я встречался, производили на меня впечатление знакомых незнакомцев. Что общего у меня может быть с маронитами, вынужденными с оружием в