Так и сидели мы, пока не вернулся Леонов с докладом и кое-какими вещдоками. Увидев в его руках свёрток с нашей одеждой, я облегчённо выдохнул. А тот кинул взгляд в нашу сторону и нырнул в командирскую палатку, откуда уже вышел в сопровождении Медведева и молчаливого майора.

— Что ж, ваша версия нашла своё подтверждение. Убитые немцы всё ещё там, где вы их бросили. Руки мы вам развяжем, но боец приглядывать за вами будет по-прежнему. Леонов, верни им одежду, пусть переоденутся… И будем ждать утренней весточки с Большой земли. А Сергей Трофимович сейчас распорядится, чтобы вас покормили, как раз время к ужину, — повернулся он к своему товарищу. — Кстати, знакомьтесь: Стехов, мой заместитель по разведке и комиссар отряда.

Еда была непритязательной, но питательной. Каждый из нас получил по миске каши с тушёнкой и по кружке обжигающего кипятка, в который добавили какую-то пахучую траву. Плюс по небольшому куску сахара, чтобы, видно, жизнь показалась слаще.

Так же под конвоем нас каждого сопроводили опять же по нужде, а перед отбоем к нам подошёл Стехов.

— Сейчас вас устроят на ночлег, только уж не обижайтесь, снова придётся руки связать. Сами понимаете, мы обязаны принять все меры предосторожности.

— Опять, — вздохнула Варя, сводя запястья за спиной.

Нам выделили место у костра, огонь в котором поддерживал наш охранник по имени Петя. Мы лежали, подложив под голову скатанную немецкую экипировку. Караульный, глядя в сполохи пламени, что-то тихо напевал себе под нос, я так и не понял, что именно, хотя мелодия мне показалась смутно знакомой, но не более того. Комары буквально роились над нами, да ещё мешали путы, отчего приходилось лежать на боку, не говоря уже о том, что и мысли разные лезли в голову. Я лежал лицом к Варе, видел её очертания, и шептал, что всё будет хорошо, а сам откровенно завидовал Медынцеву, похоже видевшему уже седьмой сон.

Утром мы с нетерпением и тревогой ждали очередного сеанса связи с Москвой. Пока суд да дело, нам развязали руки и снова под конвоем сводили до кустов. После чего разрешили умыть физиономии из тазика и накормили завтраком. На этот раз была гречневая каша с добавлением постного масла. Кашеваром была плотного телосложения женщина, откликавшаяся на имя Зинаида. Петя проболтался, что в отряде несколько женщин, в том числе руководитель разведгруппы Мария Фортус. А смуглянка — самая настоящая испанка, все зовут её просто Африка, потому что запомнить полное имя и фамилию очень сложно[19]. И кстати, от неё в том числе зависело, расстреляют нас или примут как своих, потому что эта Африка была заброшена сюда в качестве радистки.

— Твоя коллега, — подмигнул я Варе, пытаясь хоть немного поднять ей настроение.

Связистка сидела под навесом примерно до половины десятого, периодически отстукивая морзянку, но по большей части что-то записывая карандашом на листе бумаги. Наконец сняла наушники, повернув тумблер, выключила рацию и отнесла листок в командирскую палатку. Спустя пару минут появились Медведев и Стехов. В руках у командира отряда была та самая бумажка, исписанная мелким убористым почерком. По глазам Дмитрия Николаевича нельзя было догадаться, какой вердикт он готов сейчас озвучить, и я сглотнул застрявший в горле ком. Конечно, глупо было бы получить пулю от своих, но пути Господни, как говорится, неисповедимы.

— Что ж, на ваше счастье всё разрешилось, — улыбнулся Медведев как старым товарищам. — По описанию и вы, и ваш товарищ подходите, паспорта, выданные на граждан Швейцарии, также совпадают. Примите ваше оружие, а также наши извинения, хотя, сами поймите, мы обязаны были всё тщательно проверить.

— Всё это хорошо, а что дальше? — спросил Медынцев.

— Похоже, что ваш товарищ — весьма важная птица. Москва велела беречь Сорокина как зеницу ока, а через два дня они высылают сюда самолёт. Правда, придётся обустроить полукилометровую взлётно-посадочную полосу, но ничего, справимся. Заодно нам доставят кое-какие продукты и оружие.

Фух, аж от сердца отлегло. А то ведь, чего доброго, и меня пустили бы в расход, и Медынцева с Варей. Кстати…

— А Варя? — спросил я.

— А что Варя?

— Ну, ей-то что делать? Оставаться с вами или с нами лететь?

— Насчёт её инструкций не поступало. Это уж вы сами решайте. Хотя… У нас завтра вечером очередной сеанс связи, заодно и спросим о вашей подруге.

— И кстати, не мешало бы вашему товарищу перед ней извиниться.

— А что такое?

Я вкратце пересказал историю нашего задержания и выражения, которые были озвучены в наш адрес и адрес Вари. Когда прозвучали извинения от Леонова, хоть и высказанные без особого энтузиазма, Медведев вспомнил о нашем пилоте.

— Думаю, не мешало бы его забрать из Лановцов. Он всё-таки находится там в серьёзной опасности, равно как и врач Штольц. Те, с хутора, знают, что вы искали врача, сами же и посоветовали. Относительно Голды Соломоновны я слышал, хорошая женщина, и врач толковый, думали привлечь её в отряд, а то у нас Альберт Вениаминович один не справляется, нужен помощник. Да и молодой он, после института нам был придан, на ходу учиться приходится. Сегодня отправим за ними людей, надеюсь, всё у них ещё в порядке. А с этими хуторянами разберёмся. У нас в отряде есть местные, они должны знать семейку этого Опанаса. Пока же отдыхайте, приводите себя в порядок. Или, если хотите, можете помочь на вырубке лесополосы для самолёта. Тут неподалёку есть небольшая просека, мы её только удлиним и хворост по краям для сигнальных костров наложим. Ночью с воздуха будет видно нормально.

— Чем без дела сидеть, пожалуй, помогу, дай бог ноги не подведут. Василий Карпович, вы со мной?

— А что ж, почему бы и не поработать. Хорошо, что мы нормальную одежду надели. А то надоело немчурой выглядеть.

— А что, форма серьёзная, видная, — усмехнулся Стехов. — Вон Николай Иванович щеголяет, она на нём как влитая, так и хочется перед ним встать навытяжку, — кивнул он в сторону подтянутого мужчины средних лет, одетого в форму пехотного обер-лейтенанта.

На груди Железный крест 1-го класса и «Золотой знак отличия за ранения», ленточка Железного креста 2-го класса, продёрнутая во вторую петлю ордена, лихо сдвинута набекрень пилотка. На безымянном пальце левой руки поблёскивает золотой перстень. Стоит и как ни в чём не бывало живенько так общается с поварихой, показывая на котёл над костром.

— Что за Николай Иванович?

— Кузнецов, вряд ли вы о