и не только его, но и целой группы придворных. Они подобным образом вроде бы как делали меня подданным императора. И такое положение дел было обязательным, если я хотел бы иметь филиал Братства на территории Византии.

Вот она изуверская хитрость! Я уже нанял артели строителей и проплатил их услуги. На сербской земле строилась большая база Братства. Были наняты крестьяне-арендаторы, которые должны были обрабатывать землю вокруг базы, не для того, чтобы прокормиться полностью, а чтобы хоть немного снизить зависимость от нестабильных поставок продовольствия. Были собраны воины, произошла ротация, когда я оставлял полторы сотни русичей, нанимал пятьдесят катафрактариев для обучения, а с собой забирал часть сербов, греков, армян.

То есть, все было налажено, сделано, эти формирующиеся отряды уже становились частью моего планирования, как… «Последняя мелочь, воевода, мы не можем допустить, чтобы кто-то, кроме подданного василевса, стал иметь свое войско на территории империи, » — сказали мне, за день до отбытия из империи.

Можно было психануть и забрать всех своих людей, разрушить уже построенное, продать материалы для строительства и все такое, чтобы ничего от Братства не оставалось в империи, но я не порол горячку. Я предложил сделать меня нобилиссимом. В шутку, подразумевая, что этого не произойдет. Но, нет, пожалуйста, не жалко, будь им! С такой логикой отнеслись к моей дерзости.

Я знал, что при Комнинах сильно обесцениваются одни титулы, возникают другие, но, чтобы так… Византийство было проявлено в особых условиях ношения мной титула. Нобилиссимом я могу быть везде, кроме… вуаля… Византийской империи. А на территории Византии я — примикирий — глава императорского военного сопровождения. Этот титул позволяет мне иметь свой стяг, то есть флаг и иную символику Братства, земли и резиденцию в Константинополе. То есть, Братство получает юридическое обоснование владеть тем, чем уже владеет на территории Византии.

— Ты, выходит, что старше меня титулом, воевода… нобилиссим, — растерянно говорил Федор Палеолог.

— Получается. И я имею право отдать тебе приказ сопровождать меня и охранять. Так что, приказ выполнишь? — говорил я, усмехаясь.

— Я… я не знаю, — мямлил Федор.

Вот на такую реакцию я и надеялся, вопреки тому, что обстановка не предполагала верности представителя империи в Херсонесе своему императору. То, что произошло в Константинополе, тут уже известно. Но все равно венецианцы стоят бок-о-бок с византийцами и не пропускают именно византийцев, целого нобилиссима в моем лице.

— Хвьедар, ты клялся в дружбе со мной! — с нотками испуга напоминал о себе Витале Конторини.

— Решай, Палеолог. Уверен, что предательство не будет одобрено главой твоего рода Михаилом, — напирал я на византийца.

— Я не могу… я… жениться… я, — мямлил византиец, а после, так и вообще, расплакался.

Палеолог, предок, вероятного в будущем императора Византии, если история окончательно не свернет в другую сторону, он плакал, как может только женщина. Нет ничего более брезгливого для меня, как слезы мужчины, который опоясан мечом. Слабый характером? Паши землю, работай приказчиком у купца, да много чего можно делать, но нельзя опоясываться мечом.

— С тобой говорю, Витале, просто пропусти нас. Отведите корабли. Я делаю последнее предложение — четыре сотни марок серебром. Так вы сохраните честь и даже больше, сообщите о своей победе, — сказал я, борясь с внутренним протестом. — Я даю вам право заявить о своей победе при этом не жечь мосты, а пробовать договариваться с императором.

— В чем подвох? Все, что я знаю о тебе, говорит, что ты не идешь на попятную. Половцы рассказывали о боях на Холме, где все пылало, замерзало, камни сами летали, боги языческие спускались, чтобы помочь тебе. Так почему ты не атакуешь? — уже присев, с не меньшей брезгливостью посмотрев на своего компаньона, спрашивал меня венецианец.

— Я не хочу и не могу потерять хотя бы корабль, — признался я. — Но я предлагаю тебе взглянуть на то, как буду топить твои корабли.

Я махнул рукой и лодку с бочонком пороха спустили на воду. Два гребца отбуксировали ее подальше от корабля, другая лодка, следовавшая следом, подобрала воинов. Через полторы минуты прогремел взрыв.

— Убирай, Витале Конторини, корабли! — сказал я жестко.

— Уберу! — сказал венецианец, впечатленный представлением.

А я подумал, что уже через два месяца, не позже, нужно подготовить флот и все-таки дать бой венецианцам, или византийцам-бунтовщикам. Но, кроме того, что нужна морская победа, в планах было воссоздать город Ольвию, чтобы была у нас база на выходе из Буга и Днепра. Вот уж не понимаю, почему после того, как город был разрушен гуннами, его не восстановили. Важнейшее же место! Ничего, недоработку исправим.

И эта была одной из причин, почему я не ввязываюсь в сражение. Все ресурсы, что имею, все должно быть употреблено на развитие. И в Ольвию отдельный караван будет готов ровно тогда, как будут разбиты крымские половцы.

Глава 17

* * *

Арон чувствовал себя не то что не в своей тарелке, а будто в некоем мифе, легенде, где рассказывается о славных, не сильно умных воинах. Сын народа Израиля, пусть внешне и предавший свое родство, ценил в людях более остального ум, хитрость. А сила — она, в понимании торговца, ставшего еще и дипломатом, последний аргумент, когда не сработали все остальные.

А вот мужчины, которые сидели напротив него, думали иначе. Они сами восхваляли лишь силу, а все поражения, которые прослеживаются в преданиях народа, связаны с тем, что героя обдурили, или боги отвернулись. Герой всегда молодец, а вот те, кто обманул его, те плохие.

И теперь Арон говорит, а они не верят. Он убеждает, а они убеждаться не хотят.

Прибыв на земли бодричей еще три недели назад, Арон никак не мог встретится со славянскими вождями. Наиболее сильные и знатные из них, Ратибор, Яромир и Никлот, были заняты как раз войной, которая началась еще до прихода Арона. Так что приходилось ждать и несколько терпеть неудобства. И то, Ратибор не смог прибыть на переговоры.

Полоцко-братскую миссию не впускали на славянские городища, или города… Что-то среднее между этими понятиями видел Арон и представитель Полоцкого княжества Вячеслав Святославович. Именно он, представитель полоцкой княжеской ветви представлял интересы не столько Полоцка, сколько всей Руси, так как лидерство Изяслава Киевского «Рогволодовыми внуками», или Изявлавовичами, так называлась полоцкая династия признано и клятвы произнесены.

Ожидание переговоров потребовало серьезных трат, прежде всего денег Братства. Бодричи задирали