— Я отправил шифр на Смиралуд. Надеюсь, отец отыщет их. Он не оставит наших девочек.

— Тогда я спокоен…Спасибо, брат.

— Тебе спасибо, друг. На Гитон?

— На Гитон.

Больно бьющий по ушам треск, и тишина. Кромешная. Черная. Пугающая. Смертельная.

— Они прорвались к кольцам Гитона и их прах навечно остался в пятом кольце спутника Каялы, Эсми. Ты всегда сможешь обратиться к отцам, посмотрев в небо, — Маркус погладил мое плечо, не решаясь выразить сочувствие по-другому, — я оставлю вас.

Я молча кивнула ему и почувствовала, на сколько тяжелой стала моя голова. В носу нещадно запекло, и зрение расфокусировалось из-за подступивших слез.

— Идем, маленькая, тебе нужно на воздух.

Сильные руки подхватили меня, и задевая моими ступнями неровные стены и дверные проемы понесли по узким коридорам к свету.

Сколько еще сюрпризов приготовила мне судьба? И все ли они будут такими отвратительными, как те, которыми она балует меня последний год моей жизни?

49. Ох, мама…

Надо отдать должное моим мужчинам, они не пытались залезть в душу, хотя каждую минуту были рядом. Пусть и занимались своими делами, но неусыпно следили за мной. Как только отрешенный взгляд сигнализировал им о моем мысленном провале во мрачную пустоту, или при первых признаках накатывающейся истерики они тут же находили, чем меня отвлечь, тем самым спасая от болезненного диалога в голове и выдранных с корнями волос. Как только новость об отцах перестала быть острой, она медленно, послойно уложилась в моей голове, будто и лежала там с давних пор, открывая возможность сопоставить факты.

Во-первых, на том фото, что мама показывала мне в детстве, был не отец и его друг. Оба мужчины являлись моими отцами. И, да, мама спала с ними двумя. Но это уже, во-вторых.

Никогда бы не сказала, что мама была свободных нравов, а тут такие новости. Но и я ни за что бы не поверила, что полюблю двоих. Да что там полюблю, лягу в постель! Любить двоих — это всего лишь трудный выбор, метания совести и жадность. Спать с двумя — непостижимая глупость, добровольное принесение себя в жертву ненасытным кобелям, которым лишь бы развлечься, хапнуть острых ощущений, почувствовать себя самцами, имея женщину, что добровольно раздвигает перед ними ноги. Именно так я думала раньше. И ни за что не поверила бы, что двое представителей мужского пола, если, конечно, они не безвольные тряпки или им откровенно плевать на нее, не станут конкурировать и пытаться забрать женщину в единоличное пользование.

В наших отношениях все было иначе. Дор и Шанго абсолютно противоположные по характеру, разные по отношению к жизни, к миру, одинаково бережно заботились обо мне, проявляя нежность, иногда даже в больших количествах, чем было необходимо. И ни разу в их глазах я не заметила искр недовольства или ревности. Они словно одно целое, разделенное надвое, соединяясь, проявляли еще больше страсти, любви и заботы. Интересно, мама чувствовала то же? И что было с ней, когда ее любимые мужчины не прилетели, пропали без вести?

Итак, получается, что ее никто не бросал, а, следовательно, и я не безотцовщина, и ее злость на моих отцов была безосновательна. Это, в-третьих. Да, она думала, что, узнав о ее беременности их след простыл. Понимая, что они не местные ребята, которых мог бы найти ее отец, надавать подзатыльников и вынудить сделать тест на отцовство. Интересно, она была в курсе, что они вообще не с Земли?

И, в-четвертых, догадывалась ли она, что отец не один из них, а сразу двое? И кого она считала моим отцом? И как она сообщила ему эту новость?

Ох, мама…Где ты сейчас? Как много нам нужно сказать друг другу…Зря ты, мамочка, всю жизнь гневила бога, думая, что мы с тобой никому не нужны.

Папы улетели с Земли, наверняка, лишь для того, чтобы найти выход, решить вопросы, которые непременно возникли бы с моим рождением. Возможно, они забрали бы нас на Каялу, а может, сами бы поселились на Земле.

Зато теперь, мама, я знаю, откуда твоя страсть к космическим кораблям. Столько лет ты посвятила своим разработкам «Меотиды»! И не зря, мамочка. Пусть твои детища: и я, и «Меотида», боже, как это смешно и грустно, затерялись в просторах вселенной, но оказывается, все это было не зря. «Меотиды» больше нет, но твоя дочь жива, и я нашла, пусть и посмертно, тех, кто любил нас. Я верю в это.

50. Дария, ты рискуешь…

— Эсми! — вприпрыжку Дария ворвалась в гостиную и застыла рядом со мной, сверкая восторженным взглядом, — идем звать овец! Маркус дал мне войту! Смотри!

Она сунула прямо к носу отполированную до блеска длинную дудочку, сделанную то ли из камыша, то ли из тростника.

— Пожалуйста, Эсми! — щенячий взгляд буквально молил меня пойти с ней.

— Быстро ты из ученого переквалифицировалась в пастушку! Как бы императорская лаборатория не превратилась в прядильный цех, или какой там еще прок с овец?!

— Сыр из овечьего молока! Полезно для здоровья и как раз по моей специализации.

— Дария, ты рискуешь!

— Почему?

— Так и до рассады на подоконниках недалеко! Остановись пока не поздно!

— Поздно, Эсми. Утром я посеяла семена розовой клубники.

— Это конец! — я подкатила глаза, вспоминая резкий аромат молодых листьев томатов, щекочущий нос по дороге на дачу.

— Ну-у-у! — нарочито жалобно проскулила она, — пожалуйста, идем!

Слава богу, Дария не обиделась, да и я не собиралась сделать ей больно. Находясь в этом месте мне самой хотелось стать ближе к природе, настолько спокойным и умиротворяющим было поместье отца Дора. Но до земледелия или других каторжных работ, выполняемых добровольно и с удовольствием, дело пока не дошло. Зато мои мужчины с воодушевлением занимались мужскими деревенскими делами, не стремясь к цивилизации с ее удобствами.

Мы вышли из дома, и, обогнув низкий каменный заборчик, оказались на хозяйственном дворе.

— Это место пробуждает в людях человечность, — Маркус звонко отгрыз бочок спелого желтого яблока, и мечтательно поднял глаза на небо.

— Пап, да мы, вроде, не озверели, — Дор вытер капельки пота со лба, подмигнул мне и замахнулся колуном, чтобы расколоть очередное полено.

— Вы, может, и не озверели, но некоторым не помешало бы вспомнить о… — проворчал тот, прерываясь на полуслове.

Дор отбросил расколотые поленья в сторону дровника, одновременно следя взглядом за Дарией, которая на ходу увлеченно пыталась извлечь хоть какой-то мало-мальски приятный уху звук