истясян, гюль, истясян, агла».

— А что это значит, переведи, послушаем, — сказал парикмахер Айказ и с перекошенным лицом выпустил вверх дым от сигареты. Почему-то, с первого взгляда незнакомые ребята ему не понравились, И, вмешиваясь в разговор, он хотел показать, что он, будто, что-то из себя представляет.

— Это означает, что жизнь человека — это путь в пять дней, — объяснил Григор, — и эти пять дней проходят по-черному, хочешь, смейся, хочешь — плачь. Это так.

— Ничего, настанет и хороший день, — снова заговорил Апетнак. — Человек не для того пришел в этот мир, чтоб только мучиться, страдать. Нам тоже удача улыбнется.

— Если бы не надежда, что бы мы делали? — засмеялся Айказ. — Дважды не живешь, один раз живешь.

— А что это значит, переведи, посмотрим, — сыронизировал Апетнак.

— Это означчает, что есть люди, которые эту единственную жизнь тоже не могут прожить, как следует. Пока вы будете ждать, что откуда-то пробъеться свет, — продолжил Айказ, — вся жизнь пройдет. Живи, пока ты есть, остальное — мираж. — Никто не среагировал.

— Мы хотим остаться в вашем селе на несколько дней, — наконец, заговорил чернобровый, черноглазый парень, улыбаясь глядя на собравшихся. — Меня зовут Аветис, а это мой двоюродный брат, он мне помогает, его зовут Шаварш.

Улыбка Аветиса располагала к душевному разговору. Григор улыбнулся в ответ. Глядя на Григора, присутствующие также заулыбались.

Только Айказ был безразличен и зло смотрел на пришедших. (Арсена сразу забыли, что делать, такова наша жизнь, чужие покойники быстро забываются).

— Добро пожаловать, — сказал Григор, — наш народ всегда отличался гостеприимством. Это святой закон, перешедший к нам от дедов наших. Айказ, ты какого мнения? — усмехнулся Григор.

— Мне все равно, — произнес Айказ недоброжелательным тоном. — От меня ни хлеба не просят, ни воды.

— Если не желаете, можем поехать в другое село, — слегка обидевшись, произнес Аветис с виноватой улыбкой.

— Почему должны не желать? Наоборот, мы бесконечно рады, — сказал Айказ и, обращаясь к будущему тестю, фальшиво улыбаясь, добавил: — Вон, дом твоего брата свободен, пусть там живут. Все равно, за два дня он из города не вернется.

Григор сделал вид, что не понял иронии Айказа, и сказал:

— Идемте, гости от Бога…

Айказ в ярости стиснул зубы, но ничего не сказал.

Дом был на окраине деревни, родник по дороге. Рано утром, когда встает солнце, и по вечерам, когда солнце опускается, достигая вершин горы Кагнахач, деревенские девушки с кувшинами идут за водой.

Увлеченные работой, Аветис и Шаварш, почти, не имели времни взглянуть в сторону дороги, ведущей к роднику. Только на третий день они, вроде, заметили, что дорога к роднику в нескольких сотнях шагов от дома. После дождя по протоптанной дороге шла девушка с кувшином на плече. Первым ее заметил Шаварш. Ветер, как избалованный мальчишка, теребил волосы девушки, то закидывая их назад, то закрывая лицо. Шаварш долго смотрел вслед девушке, потом, улыбаясь, произнес:

— Аветис, скажи честно, ты сможешь посмотреть прямо на солнце?

— На солнце? — Аветис невольно посмотрев в сторону гор, из-за которых лениво вставало багровое солнце и понял, что речь шла не о солнце, спросил. — А где она?

Шаварш взглядом указал на дорогу и сам себе пробормотал: «Почему бы твоей матери не родить было несколько таких, как ты?»

Аветис не слышал его… Потушил паяльную лампу, отставил в сторону и пристально смотрел на дорогу.

Девушка шла непринужденно и легко, порой прижимая на затылке непослушные волосы, и ее рука белела в волосах, как расческа из слоновой кости.

Шаварш удивленно посмотрел, сначала на шипящий язык пламени паяльной лампы, потом на Аветиса и засмеялся:

— Что с тобой случилось, Аво?.. Нет, братишка, видно, в этой деревне ты укоренишься.

— Тебя это не касается, займись своим делом. — Аветис попробовал улыбнуться. В подобных случаях единственное спасение — это притвориться беззаботным. Но это ему не удалось, вместо улыбки на его лице появилось что-то грустное и, тут же, исчезло.

— Я ее видел, — задумчиво сказал он и рассказал о том, что два дня назад спустился на площадь в центре села и там, случайно, встретил эту девушку. — С того момента мне нет покоя, — признавшись, добавил Аветис, — во сне ли, наяву, я вижу ее перед глазами.

Они помолчали, потом Шаварш сказал:

— Что ты теперь будешь делать?

— Сам не знаю.

— Я бы, на твоем месте, пошел и во всем признался ей.

Аветис внимательно посмотрел на Шаварша, будто в уме прикидывал, насколько тот прав, и продолжил незаконченную работу.

Десятки тропинок выходят из дворов, огибая приусадебные участки вдоль всей ограды, идут и сливаются в дорогу, ведущую к роднику. Солнце только встало, и в его прозрачно-золотистых лучах дорога была подобна серебряному поясу.

По дороге, ведущей к роднику, Аветис не пошел, а пошел сверху, через поле. Иногда останавливался под ореховыми деревями и смотрел на дорогу, ведущую из села к роднику. Никого не было. Он спустился со стороны скалы к роднику, ему очень хотелось поговорить с этой девушкой, которая отняла у него покой и сон. Он стал ждать, когда незнакомка придет за водой. А, может, сегодня, вообще, не придет?

Внизу, в ущелье, булькала вода, журча, выливалась в длинную деревянную канаву и в ней расходилась волнами. На глади прозрачной воды канавы виднелось голубое небо над дальними горами, от прохладного ветра качались, свесив головы, буковые и грабовые деревья.

Услышав шаги, Аветис встал позади граба с большим дуплом. Это была та девушка. Подойдя к роднику, она подставила кувшин под струю, и вода, заливаясь смехом, стала петь в пустом кувшине.

С деревьев, сверкая на солнце, спадали капли утренной росы. Аветис четко видел нежный профиль девушки, черные, длинные ресницы, приоткрытые губы и белую, красивую шею, еще не задетую солнечным загаром. В открытом вырезе платья Аветис увидел грудь девушки, пышную, как первый снег, и такую же снежно-белую.

Он, непроизвольно, сделал шаг, под ногой треснула сухая ветка. Девушка испуганно отскочила назад, выпрямилась. Вода больше не журчала в кувшине, кувшин уже наполнился.

— Прости, сестренка, я напугал тебя, — сказал парень, выходя из-за дерева.

— Нет, ничего, — вздохнула девушка. Она, действительно, испугалась.

— Неужели я такой страшный, — улыбнулся парень. Он был из другого села, был бы из их, девушка ответила бы, да, ты страшный, очень страшный, ужасный, неимоверно страшный, но… он из другого села. И кроме этого, он совершенно не был страшным, наоборот.

— Нет, что ты говоришь? — сказала девушка, — это, просто, я трусливая, даже стрекозы боюсь. — Она замолчала. Вокруг стояла тишина. Только ветерок играл в верхушках деревьев и роса, стекая с листа на лист, падала на влажную землю.