Николай Васильевич ушел из военачальников, и, вспомнив о его юридическом образовании, партия поручила ему работу обвинителя (прокуроров уже и еще не было) в революционных трибуналах. Он взялся за это дело, стал организовывать из уголовных процессов театральные представления, где ведущую роль отводил, конечно же, обвинению: гневно обличал подсудимых, вызывая бурную реакцию любопытных зрителей.

С мая 1918 до 1931 года Николай Васильевич был председателем Революционного (Верховного) трибунала при ВЦИК.

Одновременно он являлся членом коллегии Наркомюста, с 1922 по 1931 год – членом коллегии Наркомата земледелия. Все дела по линии красного террора проходили через его руки, и ни одного случая помилования приговоренных, писавших апелляции на имя Крыленко, не зарегистрировано[481].

Николай Васильевич считал возможным уничтожать «враждебные элементы» лишь по признаку социального происхождения. Одним из таких самых громких процессов был суд над правыми эсерами, который проходил в Москве с 8 июня по 7 августа 1922 года. А за две недели до этого Крыленко доложил во ВЦИК проект УПК РСФСР. Николай Васильевич поддерживал обвинение по всем крупным контрреволюционным и уголовным делам того времени («Шахтинское дело» 1928 года, процесс Промпартии 1930 года и др.), заслужив репутацию «прокурора пролетарской революции».

В 1922–1929 годах кроме прочих должностей занимал должность старшего помощника прокурора РСФСР.

Напомним, что в то время прокуратура, как и суды, входила в систему Наркомата юстиции. В 1929 году Крыленко стал прокурором РСФСР. В 1931–1936 годах он – нарком юстиции РСФСР. Свое прокурорское место Николай Васильевич уступил А. Я. Вышинскому, новой восходящей юридической «звезде».

В 1935 году Андрей Януарьевич стал прокурором СССР, в 1936 году был назначен наркомом юстиции СССР. О конкуренции Крыленко и Вышинского речь уже не шла: Крыленко падал, Вышинский взлетал.

Николай Васильевич принимал активное участие в подготовке Положения о судоустройстве 1922 года, Уголовного кодекса 1922 года, Уголовно-процессуального кодекса 1922 года, а также Земельного кодекса 1922 года.

Принципы Крыленко[482] (от которых он потом отказался) даже к социалистической законности вряд ли подходили. Например, он ставил знак равенства между судом и классовой расправой.

Тезис о признании как главном доказательстве в уголовном процессе, приписываемый его последователю и одновременно палачу А. Я. Вышинскому, отстаивал именно Крыленко. Более того, в советском уголовном праве Николай Васильевич предлагал открытый перечень составов преступлений против государства. Он также предлагал упростить судопроизводство за счет отмены мотивированной части приговора. Решение вопроса о прениях он оставлял на усмотрение суда[483].

После ареста Е. Б. Пашуканиса[484] (1937) Крыленко отрекся от своего близкого товарища и заместителя и от многих своих речей и публикаций, однако это его не спасло.

Н. Петров и М. Янсен пишут: «Вскоре после процесса Тухачевского нарком юстиции Николай Крыленко в частной беседе сказал, как ему невыносимо быть в “ежовых рукавицах”: “Теперь такие ленинцы, как я, не ко двору, в моде Ежовы и Вышинские, выскочки с потерянной совестью”. Он с негодованием говорил о “курином умишке” и “воробьиной близорукости” Ежова и его окружения. Полгода спустя Крыленко был арестован…»[485].

1 февраля 1938 года бывшего Верховного главнокомандующего, наркома юстиции РСФСР и СССР, бывшего прокурора РСФСР арестовали. Николай Васильевич признался во всем, что ему вменили, скорее всего, подписал все бумаги, которые ему дали.

29 июля 1938 года Военная коллегия Верховного суда СССР за особо опасные государственные преступления приговорила Крыленко к расстрелу.

Николай Васильевич стал жертвой Молоха, одним из инженеров которого был сам. Его казнили под Москвой, на расстрельном полигоне «Коммунарка» НКВД СССР в тот же день, когда был вынесен приговор.

Обычно расправу с Крыленко связывают с его былой дружбой с Троцким – главным политическим соперником Сталина. Однако полагаем, что мотивы ненависти Вышинского к Крыленко были другими.

Николай Васильевич не был чужд стремлению к высокому и отдавал дань философским размышлениям о праве. Он писал: «Право есть производное от общественно-экономических отношений. <…> В своем содержании оно есть не что иное, как система норм, имеющая задачей оправдать или охранить, или сначала охранить, а потом оправдать существующий правопорядок. <…> Когда Рейснер пишет, что право не всегда носит лишь эксплуататорский характер, он совершает ошибку. И когда Стучка говорит, что право есть система общественных отношений, мне кажется, он совершает ошибку, ибо общественные отношения остаются, но не нужно эти иного рода общественные отношения связывать с теперешними в такой их форме, как они известны нам, как мы их знаем, связывая с реальным историческим правом. <…> Право, в том его реальном понимании, таким, каким мы его до сих пор знаем на всем протяжении веков, исчезнет. <…> Что же останется? Мы ответим: все что угодно, но не право»[486].

А это, между прочим, и есть базовые принципы теории пролетарского (социалистического) права его друга, подчиненного и последователя Е. Б. Пашуканиса[487], в которой он по-марксистски честно предлагал признать единственным право катастроф (административное регулирование) и отказаться от его скрещивания с буржуазным позитивизмом. Тем самым он очень больно наступил на мозоль Вышинскому, который вел социалистическое общество к признанию своей версии советского права как смеси позитивизма и права катастроф. Первым жертвой этой, казалось бы, сугубо софистической дискуссии пал Пашуканис, а вслед за ним – и Крыленко.

В 1955 году Н. В. Крыленко был реабилитирован.

Николай Васильевич был плодовитым автором – список его трудов приближается к сотне, из них следует выделить: «Судоустройство в РСФСР» (1923), «О Союзе Советских Социалистических Республик» (1924), «Как устроен и работает советский суд» (1925), «Введение в изучение советского права» (1927), «Основы судоустройства СССР и союзных республик» (1927), «Вредительство в снабжении и социалистическое строительство» (1930), «На борьбу с вредительством» (1930), «Выводы и уроки из процесса “Промпартии”» (1931), «О революционной законности» (1932), «Ленин и Сталин о революционной законности» (1934), «Задачи органов юстиции» (1935), «Советское правосудие» (1937).

Будучи человеком разносторонне одаренным, Крыленко стал признанным мастером-альпинистом. Он активно занимался развитием туризма в стране, руководил обществом охотников и шахматной организацией страны. Повальное увлечение шахматами в СССР в 1920–1930-е годы в определенной мере и его заслуга.

После реабилитации Н. В. Крыленко был переиздан ряд его работ, в том числе и по советскому праву.

5

Александр Григорьевич Гойхбарг

«Есть ли там смена?» – спрашивает от имени Шершеневича Гойхбарг в рецензии к книге, посвященной памяти Г. Ф. Шершеневича, и сам говорит об «успокоительном ответе»[488]. В работе речь идет о гражданском праве, но смена оказалась глобальной, и не только для цивилистов, к которым причислял себя и Гойхбарг, но и для всей России.

В числе сменщиков был и сам Александр Григорьевич Гойхбарг, главный советский кодификатор, которого О. Ю. Шилохвост назвал «красным Трибонианом»