— Ефросинья! — воззвал я к барышням. — Госпожа Метёлкина, про какой долг он говорит? Кто кому сколько должен?

— Да врёт он всё! — подала возмущённый голос Фроська. — Ничего мы им не должны. Наоборот. Это Щукина нам за последний месяц не заплатила. А этот гад девок бесплатно пользует. Да хрен бы с ним, что бесплатно, так он перед этим розгами по голой заднице хлещет до крови, как с цепи сорвался. Вот мы с Сонькой и сбежали. Вон у неё спросите, она подтвердит, — нажаловалась бойкая девица.

Я повернулся и вопросительно посмотрел на кордебалет. Одна из танцовщиц утвердительно закивала головой.

— Так ты, милейший, ещё и извращенец, — угрожающе произнес я, повернувшись к Фоме. — Девки, можно сказать, себя не жалеют, зарабатывая вам с мадам Щукиной приличные денежки, а ты их розгами хлещешь, вид товарный портишь. Как хорошо и беспечно я жил, не зная ни про тебя, ни про Щукину, ни про Сыча, чтоб его черти драли. И вот тут потекло дерьмо со всех щелей.

Посмотрел на сникшего Фому и, вспомнив про Фроську, взял со стола кошелёк, открыл и заглянул. Деньги там были.

— Ефросинья! — позвал я, повернувшись к сцене. — Лови!

Бросил на сцену кошелек. Там взвизгнули, но кошелёк не поймали. Упав на пол, тот куда-то залетел и его с визгом и смехом доставали. Полюбовавшись на весёлую возню, сказал:

— Это господин Хорьков долг вам возвращает.

— Но здесь много денег, — подала голос Фроська.

— Так я вам как раз перед его приходом премию обещал. А всё, что сверх положенного там есть, вернёте. Розгами. Был Хорь, станет Хорёк. Драный. Кошелёк сюда, нам чужого не надо, — по доброму улыбнулся я, но моя улыбка проняла девок и заставила их примолкнуть.

— Сделаем. Со всем старанием.

Обернувшись, стал разглядывать помятого и растерявшего весь свой гонор бывшей шестёрки Сыча. Сломался мужичок. Но ещё в прошлой жизни изучил эти подловатые натуры. Обязательно начнет гадить! Чуть оклемается и начнет. Значит надо его напугать хорошенько, может по примеру Дермидонта свалит из города и мешаться под ногами не будет. Или на каторгу.

А эта идея! Наверняка Дермидонт по пьянке рассказал кому-нибудь о том, что его «черти» по приказу Сивого чуть не разделали как порося. Может и до «Хоря» та история дошла. Сейчас узнаем.

— Шварц! Как ты думаешь, что с этим утырком сделают «черти» Сивого, если мы его им отдадим? — указал я на Фому.

— А чего тут думать! — засмеялся, включаясь в игру, Архипка. — Пузо ему разрежут, камней туда напихают да в прорубь столкнут.

— Да где ж они зимой камней возьмут? — засомневался я

— Они найдут, что в пузо напихать. Не всплывёт, — убеждённо сказал Архипка и снова засмеялся…

Услышав это, засмеялись и Тоха с Грином. Надо сказать, что их смех сквозь балаклаву зазвучал зловеще и многообещающе. Я оглядел сидящего напротив мужика. Судя по всему, слышал он историю про «чертей». Не верил, конечно, но слышал. И сейчас до него стало доходить, что не всё в той истории выдумка и у него есть шансы всё это проверить на себе. И, похоже, ему этого страшно не захотелось. Он оглянулся на смеющихся парней и, с испугом и надеждой, уставился на меня.

— Да что ж мы, душегубы что ли? Да чтоб человека без святого причастия удавить, это ж каким мерзавцем быть надо! Пусть поживёт пока. На каторге. Похоже это он Сыча убил, его место занял, достопочтенных граждан убить хотел. Вон сколько патронов с собой взял. Видимо, мы ему тут все поперёк горла стали! — сказал я, обращаясь больше к «интеллигентной части» присутствующих.

Тут Хорь взвыл, попытался сорваться со стула и убежать. Но Шварц одним ударом по затылку отправил его в спасительное забытьё.

— Господин Иванцов, вы написали заявление в полицию?

Тот, стараясь не встречаться со мной взглядами, подал мне листок. Рука его заметно подрагивала. Похоже, я несколько переборщил с демонстрацией собственной крутости и нежную душу провинциального интеллигента это покоробило. Он явно не ожидал от симпатичного и начитанного юноши такого бандитского поведения. Зато Сара-Серафима смотрела на меня очень благосклонно и это обнадёживало. А недовольство книголюба я как-нибудь переживу.

Быстренько прочитав не длинное заявление, чуть поморщился от нескладного, на мой взгляд, текста и от местной грамматики. Ладно! Пойдёт. Не переписывать же сейчас. Тем более в полицию эту бумагу я отдавать не собирался. Всё, что нужно, в том числе и правильные заявления, напишут господа полицейские. Ну а мы со всем старанием своей рукой начисто и с подписью, чтобы никто не подкопался.

Я, конечно, не знал есть ли у Фомы знакомые в полиции, но судя по тому как он борзо попытался на нас наехать, такие знакомые у него были. Но были они, скорее всего, в чинах не великих. Не та фигура «Хорь», чтобы кого-то из полицейских чиновников в друзьях заиметь. Городовой или урядник и то из давних знакомых или приятелей детства, вот его уровень. Городок-то небольшой, почти все друг друга знают. Вот только теперь против него интеллигентные люди, торгующие драгоценностями, меценаты, открывающие театр, владельцы пароходной компании.

— Шварц, свяжи его, чтобы не трепыхался, как очнётся, — обратился я к своему другу. — И кляп ему в рот воткни.

Приличная публика конца 19 начала 20 веков.

Студенты или разночинцы отдыхают.

Иван Лебедкин (слева), 21 год, Иван Каталкин, 20 лет, «развлекались» в районе Марьиной рощи, нанося побои прохожим. Каждый осужден по 176 статье на 1 месяц в Сретенском арестном доме. Михаил Морозов, 28 лет, задержан в Марьиной роще за хулиганство.

Глава 17

Уф! С одним разобрались. Осталось ещё пятеро. Вон они смирнёхонько сидят на своих ногах, которые у них наверняка затекли, и стараются на меня не смотреть, лишь племянник Фомы, Степка посматривал на меня зло и дерзко. Пожалуй, парень покрепче будет, чем его дядька. И что мне с ними делать? Хорошенько отлупить и отпустить? Но они и так огребли не хило, а некоторые и не по одному разу. Вон у того же Степки синяк на морде от моей тросточки.