– Меня?

– Не, ну я же не совсем дурной. Не так что, эй, мол, благородный чужеземец, у моего капрала к тебе разговор есть! Просто – некий человек желает с вами беседы, со всем уважением. А там уж вы сами по-свойски разберетесь.

– А второй? Мне же нужно, чтобы черный со шляхтичем встретились!

– Ну чего ты переживаешь? Семен Петрович того шляхтича в Митаве нашел и железяку твою показал. Тот заинтересовался и сказал, что сегодня к полудню обязательно приедет. Так что иди, разговаривай со своим этим Альбрехтом, и ждите вместе шляхтича.

Ах ты… Ефима же с нами тогда не было! Ни Ефима, ни Архипа. Это секунд-майор Стродс знает, что я на своих «земляков» со шпагой бросаюсь, а эти-то двое откуда? Святая простота! Они, наверное, подумали, что раз мы с ними земляки – значит, друзья. И встреча у нас будет дружеская.

Такие уж здесь традиции. Даже если у себя дома люди злейшие враги были, то на чужбине между земляками вражда сразу забывается. При встрече обнимаются, хлопают друг друга по спине и искренне друг дружке рады.

А я-то голову ломал, как Архип собирается стравить меж собой черного и шляхтича. А он, оказывается, и не собирался! Он нам дружескую встречу земляков устроил! А титановая пластина – типа условного знака нашего землячества, ага.

Мораль: грамотно составляйте техническое задание, елки-палки. И вот что теперь? Мочить черного прямо тут, в лагере? Ага, а потом меня свои же на ближайшем суку вздернут, как собаку бешеную.

Судорожно застегиваю пуговицы на камзоле. Что же делать?

А что тут сделаешь? Надо идти! Он меня ждет вон там, у шатра рядом с предмостным укреплением. Там и начальник инженерной команды, и наш ротный писарь с ведомостями, и Архип… Ну зашибись я спалился. И ведь так мужик из электрички уговорил меня пожертвовать Никитой, чтобы человек в черном думал, что я мертв. А я теперь такой красивый – здрасьте!

Его куратор ведь наверняка даст ему знать, что рядом с ним другой гость из будущего. Как и мне. Эх!

Через переправу шла последняя рота Муромского полка. Вслед за ними неспешно выдвинулась небольшая группа солдат в мундирах инженерного корпуса. Мост долго был под нагрузкой, наверняка в понтоны опять вода набралась. Надо вычерпывать.

Небольшое затишье. Следующим пойдет обоз Воронежского полка. Вон, их офицер-порученец попрощался с Чижевским, вежливо кивнул человеку в черном и поехал в сторону своего лагеря. Теперь пока они соберутся, пока то да се… Их обоз на переправу зайдет не раньше чем через час.

Человек в черном. Стоит такой, с Чижевским о чем-то любезничает. А Чижевский-то явно чувствует себя не в своей тарелке. По лицу видно, что разговор ему неприятен. О чем они говорят-то? Жаль, что я немецкого не знаю.

Рядом с шатром оборудована коновязь, слуги подпоручика Чижевского сноровисто чистят коней, в поилке – свежая вода и овес. Я так и не придумал, что делать, потому притворяюсь, что у меня какое-то дело к обихаживающим лошадей слугам. Приветствую кивком стоящего в карауле у шатра Силу Серафимовича, встаю неподалеку от коновязи и таращусь на то, как денщик орудует щеткой.

Еще пару шагов – и надо будет как-то начинать разговор. А мне с ним говорить-то не о чем. Не, не со слугами. С этим, с Альбрехтом. Вот со шляхтичем – я бы поговорил. А с человека в черном мне просто надо взять виру на Никиту.

Это ведь он заказал батракам нападение на солдат, я точно знаю.

Господин Альбрехт вдруг начал крутить головой, будто что-то почувствовал.

Что у него там? Гудок электрички, как у меня? Или еще что?

Снимаю с плеча мушкет, ставлю приклад к ноге.

Вот сейчас бы садануть ему в спину – и вся недолга. А что потом? Да пофигу. В бега подамся. Тут все-таки не двадцать первый век. Камер наблюдения нет, к документам требования весьма условные… Что-нибудь придумаю.

Раздался перестук копыт. Человек в черном встрепенулся, повернулся к дороге, и, разведя руки, с издевкой произнес:

– Bah! Was für Leute besuchen uns!

Понятия не имею, что он сказал. И кто это там? Делаю шаг вперед, чтобы увидеть дорогу.

Всадник на серой в яблоках лошади. Бурый кафтан, камзол с подбоем, все, как описывали Ефим с Архипом. А на ногах – берцы. Понятно, что глаз цепляется. Не самая обычная обувь для конного.

– To naprawdę byłeś ty! Wiedziałem! – воскликнул всадник, развернул коня в сторону дороги и помчался прочь.

А говорил он на польском. Что-то вроде «я так и знал, что это ты» или как-то так.

– Stój, gnoju, nie uciekasz! – крикнул ему вслед человек в черном.

О, и этот переключился на польский. Ругается. Блин, тут, похоже, все полиглоты, один я, калека, языков не знаю.

Господин Альбрехт – или как его там, – размахивая руками, заорал по-немецки на слуг Чижевского, потом с силой оттолкнул одного из них и сам принялся седлать своего вороного скакуна.

Слуги бросились было ему на помощь, но подпоручик Чижевский жестом их остановил.

– Что-то случилось, господин Альбрехт?

Ух ты! А молодой офицерик, оказывается, умеет издеваться!

– Scheise! – выругался саксонец, затягивая подпруги.

Так. А я-то чего стою?

Шляхтич ускакал по дороге направо, в сторону Бауски. Саксонец, судя по всему, бросится его догонять. А настигнет он его… В полуверсте отсюда есть место, где большак пересекает небольшой ручей. И вот буквально вчера обоз Белозерского полка, шедший на Бауску, размесил там дорогу в полную слякоть. Верхами не проехать, придется спешиваться и почти сто метров вести коня через грязь в поводу. Если наши инженеры сегодня не ходили туда чинить дорогу – то именно там саксонец настигнет шляхтича.

А если пойти не по дороге, а вдоль берега реки по маршруту моей утренней пробежки, то можно срезать сотню метров. Есть шанс успеть к их разборкам.

Только надо все делать быстро.

Срываюсь с места и лечу к своему капральству.

– Степан! Поднимай шестак! Бегом марш!

* * *

Я бежал через зеленеющие молодым листом заросли, сшибая тонкие ветки, и ругался.

Вот почему все так не вовремя, а? Степан выбежал вместе со мной, но существенно отстал. Сил не осталось, сказалась недавно закончившаяся тренировка. Сашка и остальные из шестака мало того, что тоже выдохшиеся, так они еще и одеться не успели. Отдыхали в одном исподнем, блин горелый. На солнышке нежились. Второй шестак дюжины только-только обедать сел, их вообще сдернуть с места – задача на четверть часа. Поднимать дюжину шлиссельбургских сироток тоже было некогда, они сейчас нагло дрыхнут после обеда. Кричать Ефиму, чтобы своих с вала снял да за мной послал? Об этом я не подумал. Решил, что обойдусь своими силами. А эти самые свои силы – копуши, елки-палки.