много к несчастью Рима — которые полагают, что у них есть ответы просто потому, что им не хватает интеллекта, чтобы задавать уместные вопросы. Такие люди — дураки. Как и те, кто жаждет уверенно слепо следовать за такими дураками, — он ответил взглядом на проницательный взгляд Катон. — Но ты другой. Не так ли? Я вижу это, и я вижу, что ты знаешь, что это правда. Вот почему Корбулон выбрал тебя в посольство, и почему он выбрал меня, чтобы сопровождать тебя. Мы больше похожи, чем ты можешь себе представить.

Катон не ответил. Ему не нравилась идея, что кто-то может заглянуть в его мысли. Это заставляло его чувствовать себя уязвимым и открытым для манипуляций. Ему также не нравилось представление о том, что он был родственным по духу человеком Аполлонию. А затем, как будто чтобы подтвердить то, что только что сказал его спутник, он задумался, почему он может возмущаться таким сравнением. Ответ, который пришел к нему, столь же раздражающий, заключался в том, что он не любил этого человека именно потому, что узнавал в нем многое из того, что ему не нравилось в себе, а именно нетерпение к людям, менее способным, чем он сам, и было легче сосредоточить эту неприязнь на агенте вместо себя. Он разочарованно вздохнул.

Понимающая улыбка Аполлония снова появилась на его лице. — Я прав насчет тебя, не так ли? Не воспринимай это слишком близко к сердцу, трибун. Моя работа — заглядывать в сердца и умы людей. Иногда это немного сложно. Но не в твоем случае. Ты носишь свою порядочность и интеллект, как медали. Именно поэтому Корбулон выбрал тебя. Важно, чтобы парфяне верили в то, что ты говоришь, когда будешь вести переговоры с Вологезом.

— Если нам удастся договориться с ним.

— Да. Если. И пока ты будешь говорить, я буду наблюдать за другой стороной, как ястреб, и анализировать их реакцию. Тогда мы узнаем, какие люди стоят на стороне своего царя, и каких людей мы сможем привлечь на свою сторону. И это настоящая цель того, зачем меня отправили с тобой в Парфию. Теперь ты счастлив?

— Я вряд ли смогу быть счастливым, — ответил Катон. — Но лучше знать, чем не знать.

— Да будет так.

— Тогда давай просто надеяться, что у тебя появится возможность заглянуть в сердце и разум нашего хозяина, — заключил Катон, вставая с дивана. — Теперь мне нужно немного потренироваться. Наслаждайся инжиром.

Он зашагал прочь по одной из гравийных дорожек, которые пролегали среди аккуратно ухоженных рядов подстриженных цветущих кустов и ветвей деревьев, которые затеняли участки тропинок. Достигнув подножия стены, он пошел по тропинке, огибающей сад, и увеличил темп, заложив руки за спину в той позе, которую он обычно принимал, когда ему нужно было идти и думать. Отбросив раздражение на Аполлония, он задумался о возможных результатах своей миссии.

Если Вологез был готов обсудить мирный договор на условиях, приемлемых для Рима, то император мог принять это как достаточную победу, чтобы отменить свои планы войны с Парфией. Искатели славы вполне могут повыть в знак протеста, но будут спасены многие жизни и много серебра. Катон знал, насколько последнее соображение весило в умах ближайших к Нерону советников. Если, однако, Вологез откажется от условий Корбулона, что Катон полагал более вероятным, учитывая, что это были стандартные унизительные требования, на которых настаивал Рим, то реакцию парфянского царя могли сдержать другие факторы. Например, продолжающаяся война, которая ведется далеко на востоке против его сына Вардана и его гирканских союзников. Возможность недовольства среди его придворных или даже бегство одного или нескольких из них в Рим заставило бы Вологеза очень тщательно обдумать, прежде чем он откажется от требований Корбулона. В особенности такой человек, как Хаграр, который правил на самом важном участке границы Парфии с Римом. Если Ихнэ и прилегающие территории перейдут под римский контроль, то даже столица Ктесифон окажется в пределах легкой досягаемости легионов.

Такая перспектива будоражила воображение Катона, и хотя он изначально верил в то, что войны следует по возможности избегать, шанс нанести сокрушительный удар давнему врагу Рима был слишком заманчивым, чтобы его можно было легко проигнорировать.

Два дня спустя, когда на дворец сгустились сумерки и слуги начали зажигать факелы и жаровни, один парфянский офицер нашел Катона в своих покоях, где он читал том греческих стихов, которые ему разрешили взять в библиотеке Хаграра.

Катон опустил свиток. — Что, по какому поводу меня прерывают?

Парфянин нахмурился, столкнувшись с напористостью пленного. — Мой повелитель Хаграр приказывает тебе немедленно явиться к нему.

— Понятно, — Катон встал. — Мне нужно, чтобы со мной пошел мой советник.

— Нет. Мой повелитель послал за тобой одним.

Катон ненадолго задумался о том, чтобы настоять на том, чтобы присутствовал и Аполлоний, но было ясно, что парфянский офицер был из тех, кто строго подчинялся приказам и не был склонен отклоняться ни на фут от них.

— Что ж, очень хорошо. Отведи меня к нему.

Он последовал за парфянином из комнаты в коридор. Аполлоний уже стоял у входа в свою комнату. — Что происходит, господин?

— Хаграр послал за мной.

Аполлоний шагнул вперед, но парфянин протянул руку и указал на комнату. — Назад, внутрь.

Аполлоний не двинулся с места, но посмотрел на Катона. — И как нам быть?

— Он послал за мной. Не за тобой.

— Мне это не нравится. Было бы полезно, если бы я был там.

Катон слегка кивнул на парфянина. — Его приказы были конкретными. Только я.

Аполлоний погладил свой подбородок. — Дай мне знать, о чем вы будете говорить.

Парфянин указал на дальний конец коридора. — Мой повелитель ждет.

Он двинулся быстрым шагом, а Катон последовал за ним более степенно, так что парфянину пришлось в итоге замедлиться из-за этого. Они вышли из крыла, предназначенного для гостей и просителей, и прошли мимо банкетного зала и зала для аудиенций в личные покои Хаграра, где они прошли мимо двух пар стражников, стоящих в каждом конце другого коридора.

— Похоже, твой хозяин опасается за свою безопасность даже в своем собственном дворце, — прокомментировал Катон.

Парфянин холодно взглянул на него, но ничего не ответил, прежде чем они вошли в скромную комнату со скамейками по бокам.

— Подожди здесь, — приказал офицер и подошел к двери в дальнем конце комнаты. Он дважды постучал, прежде чем войти, затем скрылся из виду, и Катон услышал короткий обмен мнениями, прежде чем парфянин снова появился на пороге и с нетерпением поманил его.

— Мой повелитель готов вас принять.

Катона провели в маленькую комнату, не