- Как скажите. Телеграфный столб или дерево я всегда обхожу.

   - Столб?! - вдруг взревел Митька. - Зашибу, падла!

  Поднырнув под широкий замах, я врезал под дых. Сильно и точно. Даже самогонный наркоз не смог снять резко вспыхнувшую боль в солнечном сплетении Митьки. Он еще только начал сгибаться, схватившись руками за живот, как в следующее мгновение я оказался рядом с Федькой. Тычок пальцами в горло и тому сразу стало не до меня. Упав на колени, он сейчас судорожно пытался втянуть в себя воздух. Резко развернувшись, шагнул к Митьке. Не давая ему опомниться, ударил локтем в челюсть, после чего тот рухнул на землю. Посмотрел по сторонам, но так как почти стемнело, да и закончилось все быстро, можно было сказать, что никто ничего не видел. За исключением беспризорников. Мальчишки, как замерли у забора дома напротив, так и продолжали неподвижно стоять, похоже, даже не дышали.

   "Надо заканчивать, - подумал я и присел на корточки перед приятелем Митьки. Бил я не жестко, так что он успел продышаться и теперь с испугом смотрел на меня. Стоило мне шагнуть к нему, как тот попытался отстраниться.

   - Не дергайся, Федя, бить больше не буду. А теперь слушай меня внимательно. Если нечто подобное повторится, я сломаю тебе и твоему приятелю руки. Переломаю, как веточки. Понял? Кивни, если понял, - я сказал все это очень тихо, наклонившись к стоящему на коленях парню.

  В ответ парень даже не кивнул, а нервно дернул головой. Выпрямившись, я подошел к беспризорникам.

   - Здоров ты, дядя, кулаками махать. Раз....

   - Если будете об этом молчать, то я вам сегодня рубль сверху накину. Так как?

   - По рукам, дядя, - важно заявил Степка.

   - Ладно, рассказывайте, что узнали.

   - Они час назад приехали, - негромко сказал Степан. - Что-то купили, потому что у тетки в руке пакет был. Вроде, все.

   - Девочка веселая была. Улыбалась, - тихо добавил Вася.

  Рассказывая, парнишки, время от времени, бросали взгляды на приходящих в себя местных хулиганов.

   - Я в трактир собирался идти, - сунул руку в карман, достал деньги, собираясь отдать беспризорникам. - Если по пути, пошли вместе.

   - Дядя, не надо, - посмотрел на деньги жадным взглядом, а потом на меня, Степка. - Ты нам лучше купи в пивной колбасы, пирожков с требухой и хлеба.

   - Как хотите. Пошли.

  Обычно разговорчивые мальчишки сейчас шли, позади меня и оживленно шептались. Впрочем, о чем они говорили, догадаться было несложно.

   Пивная оказалась недалеко. Дверь была открыта настежь, а из помещения несся мат, пьяные крики и звуки гармошки. С краю, на ступеньках сидел пьяный, свесив голову. В двух шагах от него стояла, пошатываясь, компания. Они курили и ругали матом какого-то мастера Севку.

   - Так сколько чего покупать? - спросил я, оглянувшись на мальчишек.

  Беспризорники стали растерянно переглядываться друг с другом.

   - Кроме вас троих кто еще есть?

   - Витька,... Ванька,... Семка... и Таньки, большая и маленькая, - стал медленно перечислять беспризорник.

   - Леньку забыл, - подсказал ему Живчик.

   - Понял. Девять человек. Возьму на все деньги колбасу и пирожки.

   - Ага, - сразу согласился Степка, после чего тихо добавил. - И хлеба.

  Спустя десять минут я вышел из пивной с двумя большими пакетами и двумя бутылками кваса.

   - Держите.

   - Все, братва, сегодня нажремся от пуза, - с непередаваемым ощущением счастья произнес Живчик, беря пакет.

   Загруженные едой, беспризорники сначала проводили меня до трактира, а затем, сорвавшись с места, с радостными криками, помчались к своим друзьям-подружкам.

Глава 2

   Дом был большой, старой постройки, солидный и величественный, с красивыми фигурными балкончиками. После вчерашнего дня, который полностью посвятил прогулке по Москве, я уже стал немного разбираться в местной архитектуре, поэтому определил его, как бывший доходный дом для среднего класса. Теперь он был отдан под коммунальные квартиры трудовому пролетариату, который сначала разделил квартиры на отдельные комнаты фанерными перегородками, а затем и комнаты были разбиты на ущербные кусочки пространства, которые вошли в историю, как коммуналки. Я поднялся по широкой мраморной лестнице на второй этаж. Пахло кислой капустой и мокрым бельем. Найдя нужный мне номер квартиры, я обнаружил рядом с дверью кнопку звонка, а под ней прикрепленную картонку с шестью фамилиями и сколько раз им нужно звонить. Найдя нужную фамилию в списке, я быстро четыре раза нажал кнопку звонка и, услышав слабое дребезжанье за дверью, стал ждать. Спустя пару минут дверь распахнулась, и на пороге показался мужчина, лет пятидесяти, с животом и приличной лысиной. Почесывая живот, он близоруко прищурился и недоуменно спросил: - Вы кто?

   - Я к Гришутиной.

  Лениво-сонное выражение лица мужчины мгновенно изменилось. Оно стало злым.

   - Вы что, гражданин, ослепли, что ли?! К Машке четыре звонка, а не три.

   - Это вы глухой! Я звонил четыре раза.

   - Черт вас разберет, сколько вы звоните! - выкрикнул он и вдруг неожиданно захлопнул перед моим носом дверь.

   "Ну, хамло! Ты у меня схлопочешь!".

  Только я успел нажать один раз на звонок, как дверь сама неожиданно распахнулась. На пороге стояла молодая женщина, державшая за руку девочку, лет пяти. На малышке было нарядное желтое платьице, а на голове большой желтый бант. Она подняла на меня глаза: - Здравствуйте, дяденька.

   - Здравствуй, красавица, - ответил я, затем спросил у ее матери. - Не подскажите, где мне найти Гришутину?

   - Проходите дальше, ее комната в самом конце коридора. Хотя нет, погодите, она же сейчас на работе.

   - А где находится...

   - Извините, не знаю, - перебила меня женщина. - Что-то с музеем связано. Идем, Танечка.

  Когда они прошли мимо меня, я перешагнул порог и вошел в коммунальную квартиру. Коридор пах мокрым бельем и жареной картошкой. На его облупившихся стенах в произвольном порядке висели тазы, стиральные доски и детские велосипеды. Где-то плакал ребенок, рядом, за фанерной дверью, ругались муж с женой, по коридору, мимо меня перекрикиваясь и смеясь, пробежала стайка детей. В голову сами собой пришли слова из песни В.