Онлайн
библиотека книг
Книги онлайн » Современная проза » Милосердные - Киран Миллвуд Харгрейв

Шрифт:

-
+

Закладка:

Сделать
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 84
Перейти на страницу:

– Нет смысла тратить материю, – говорит Дийна. – Когда их так много.

– Даже близко не походи к моим мальчикам с этой поганью. – Торил дышит еще тяжелее, чем Марен, и смотрит на бубен так, словно это орудие убийства. Зигфрид Йонсдоттер согласно кивает, и Торил продолжает: – И к моему мужу. Он был набожным человеком и добрым христианином. Я тебя к нему не подпущу.

– Однако же ты прибежала ко мне, когда хотела зачать еще одного ребенка, – говорит Дийна.

Торил прикрывает руками живот, хотя ее дети давно родились.

– Не было такого.

– Было, Торил, мы все это знаем, – говорит Марен, не в силах терпеть эту ложь. – И ты, Зигфрид. Ты тоже к ней обращалась. Тут многие к ней обращались. Или к ней, или к ее отцу.

Торил смотрит, прищурившись.

– Я никогда не пошла бы к лапландской колдунье.

По толпе женщин проносится шипящий шепот. Марен делает шаг вперед, но Дийна вытягивает руку к Торил.

– Посадить бы язву тебе на язык. Или проткнуть чем-то острым, чтобы вышел весь яд. – Торил испуганно съеживается. – Это не колдовство, и береста не для них.

Дийна оборачивается к Марен. Она очень красивая в синеватом сумеречном свете, ее черты дышат силой, глаза в обрамлении густых ресниц.

– Для Эрика.

– И для моего папы. – У Марен срывается голос. Ей невыносима сама мысль о том, чтобы их разделить. Папа любил Дийну и гордился, что его сын взял в жены дочку шамана.

– Он вернулся?

Марен кивает, и Дийна хлопает ее по плечу.

– И для герра Магнуссона, само собой. Мы их проводим. И всех остальных, кто захочет.

– И твоя матушка это одобрит? – Торил оборачивается к Марен, и та молча кивает. Перепираться нет сил. Голова словно налита свинцом, еле держится на плечах.

По толпе снова проносится шепот. В конце концов решено: тех, чьи родные согласны на саамские ритуалы, перенесут в малый лодочный сарай, который должен был стать домом Марен. Таких всего четверо: Эрик, папа, бедняга Мадс Питерсон – у него нет семьи, и за него некому говорить – и Бор Рагнвальдсон, который частенько ходил на мелкогорье и носил саамскую одежду.

Из малого лодочного сарая получился бы славный дом. Одна кладовая была бы просторнее, чем комната Эрика с Дийной, а жилое пространство могло бы сравниться с главной комнатой в доме родителей Дага, самом большом доме в деревне. Доски, предназначавшиеся для кровати, которую Даг должен был сделать своими руками, лежат аккуратными штабелями.

Доски уносят, берут на растопку. Папу и Эрика кладут на голую землю. Марен не смогла забрать Дага, пришлось оставить его в большом лодочном сарае. Фру Олафсдоттер, мать Дага, не сказала Марен ни единого слова и избегала смотреть ей в глаза.

Марен срезает у Эрика прядь замерзших волос, прячет в карман. Оставив Дийну и нойду в холодной комнате, наполненной тишиной, она выходит на улицу и идет к большому лодочному сараю. Кто-то из женщин прибил к двери большой деревянный крест. Это совсем не похоже на благословение для тех, кто внутри – скорее на оберег, чтобы отваживать тех, кто снаружи.

Когда Марен приходит домой, мама спит, закрывая рукой глаза, словно пытается спрятаться от кошмаров.

– Мама? – Марен хочется рассказать ей о нойде, о малом лодочном сарае. – Дийна вернулась.

Мама не отвечает. Кажется, даже не дышит. Марен едва сдерживает себя, чтобы не наклониться над ней, почти прижавшись щекой к ее рту, и убедиться, что она жива. Марен достает из кармана срезанную у Эрика прядь волос, сушит их у огня. Они завиваются в мелкие тугие кудри. Она надрезает подушку, прячет волосы брата внутри, вместе с вереском.

* * *

Каждый день после церкви Марен ходит в малый лодочный сарай, но никогда не остается там на ночь, как Дийна и человек с бубном. Он не говорит по-норвежски и не назвал легкого варианта своего имени, поэтому Марен зовет его Варром, что означает «недремлющий, бдящий» – и это немного похоже на начало его настоящего имени: он его произнес, и не раз, но ухо Марен, не привычное к саамской речи, уловило лишь первый слог.

Приходя к папе и Эрику, она каждый раз мешкает перед дверью, прислушиваясь к голосам Дийны и Варра. Друг с другом они разговаривают по-саамски и умолкают, как только Марен открывает дверь. Ей всегда кажется, что она заявилась не вовремя, словно они занимались чем-то очень-очень личным, и она им помешала. Ей всегда кажется, что своим неуклюжим присутствием она нарушает какое-то зыбкое, хрупкое равновесие.

Марен говорит с Дийной по-норвежски, и та переводит ее слова Варру. Фразы Дийны всегда короче, словно саамские слова вмещают в себя больше смыслов и лучше подходят для выражения мыслей, которые пытается высказать Марен. Интересно, что чувствует человек, у которого в голове, во рту уживаются два языка? Когда один начинает звучать, второй прячется, будто темный секрет, где-то в глубинах горла? Дийна всегда жила между двумя языками, между двумя мирами, время от времени приходила в Вардё – с тех пор, как Марен была девчонкой – сама тоже девчонка, рядом со своим молчаливым отцом, которого звали в деревню, чтобы починить сети или сплести чары.

– Мы тут жили, – сказала Дийна однажды, давным-давно, когда Марен еще немного ее побаивалась: девочку в брюках и куртке, отделанной мехом медведя, которого она освежевала сама.

– Это ваша земля?

– Нет. – Голос Дийны был так же тверд, как ее взгляд. – Мы просто тут жили.

Иногда, подходя к малому лодочному сараю, Марен слышит стук шаманского бубна, размеренный ритм, непрерывный, как сердцебиение. После этого ей спокойнее спится, по ночам ее не донимают кошмары, хотя самые рьяные церковные прихожанки уже начали недовольно роптать. Дийна говорит, что стук бубна расчистит дорогу для душ, чтобы они легко вышли из тел и ничего не боялись. Но Варр никогда не бьет в него в присутствии Марен. Кожаная мембрана шаманского бубна туго натянутая на обод из какой-то светлой древесины. Ее покрывают рисунки из крошечных дырочек: сверху – олень, держащий на рогах луну и солнце, в центре – хоровод из людей наподобие человечков в бумажной гирлянде, в самом низу – какие-то уродливые переплетенные друг с другом фигуры – почти что люди и почти что звери.

– Это ад? – спрашивает Марен у Дийны. – И небеса, и мы между ними?

Дийна не переводит ее вопрос Варру.

– Оно все здесь.

4

Зима ослабляет свою ледяную хватку на Вардё, в кладовых почти пусто, и солнце уже поднимается над горизонтом. Когда родится ребенок Дийны и Эрика, дни на острове наполнятся светом.

Жизнь в деревне вошла в неустойчивый ритм. Марен чувствует, как ее дни обретают размеренность. Церковь, лодочный сарай, домашние хлопоты, сон. Хотя раскол между Кирстен и Торил, между Дийной и остальными ощущается все сильнее, женщины Вардё объединяют усилия, как гребцы в лодке. Это вынужденное содружество, порожденное необходимостью: в одиночку им просто не выжить, особенно теперь, когда в каждом доме запасы съестного подходят к концу.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 84
Перейти на страницу:

Еще книги автора «Киран Миллвуд Харгрейв»: