Шрифт:
Закладка:
Семёнов, говоря длинную речь, думал: доверять Титу нельзя, в голову к нему не залезешь, что он предпримет, когда над ним сгустятся смертельные тучи? И отказать нельзя. Знать бы, с какими мыслями уйдёт: добрыми или с камнем за душой?! Придётся пойти навстречу. Взялся за гуж, так держись, барабан закрутился. Человек обратился за помощью, выложил «пионерскую тайну», через таможню пройдёт криминальный груз. Назвал людей с большими погонами и с большими полномочиями. Можно обратиться с официальным заявлением в прокуратуру, мол, так и так, в органах власти, в креслах засели коррупционеры. «Кто вам рассказал?» — задаст чиновник вопрос. Бабушка на ушко шепнула. Как гражданин страны требую с ними разобраться и наказать. Их место в тюрьме! Представляю лицо прокурора, когда он посмотрит на меня удивлёнными глазами. Догадываюсь, что подумает обо мне: «Гражданин Семёнов, бывший сотрудник шестого отдела, находясь на пенсии, сошёл с ума. Ему ли не знать, что людей, назвавших коррупционерами они из касты неприкасаемых». Прокурор первый звонок сделает им. А дальше события потекут под их контролем, останется ждать «подарок», когда в своём же подъезде получу молотком по голове или, как собаку, пристрелят в подворотне. Наверно первое вернее. Бить молотком по голове недоброжелателю ‒ моё «законное изобретение», на него у меня патент. Подъезд ‒ самое надежное место для совершения преступления, пусть даже видеокамеры висят на каждом этаже, есть способы их обойти — зашарить за бомжа. На бомжа даже собаки не обращают внимания. Убить человека считается самым страшным грехом. А что делать, когда стоит вопрос: кто останется на этом свете, ты или твой враг? Мы, опера, только сами себя можем защитить. Государство оперов не ценит, смотрит на нас с презрением, выплачивает нищенскую зарплату и пенсию, с чекисткой она несравнима. Хотя с коллегами делаем одно дело, боремся с преступностью. Милиция или, как её сейчас называют, полиция у руководителей страны не в почёте. Уважать полицию ‒ значит жить честно, что редко кому удаётся делать, если только монахам в монастырях, им деньги не нужны, есть, с кого брать пример, у Бога кошелька в кармане нет.
‒ Борис, мне записывать, вдруг, что-то пропущу? Старость ‒ она ведь не радость, ‒ отпиваю из кружки кофе. ‒ Пока беседовали, кофе остыл, пойду, плесну своего виноградного вина. Тебе налить или ты за штурвалом самолёта?!
Титов заёрзал в кресле с довольной улыбкой:
‒ В «бэхе» два охранника, и оба водители. Если я еду на деловую стрелку, всегда беру их с собой. Плесни побольше, да не жалей! А то в прошлый свой приезд ты интеллигентно наливал на один глоток. Выпьем за удачу, пусть наши враги уйдут на небеса первыми, а мы уже за ними лет через тридцать пять, семь, восемь, ‒ перечислил с расстановкой года.
Семёнов, хохотнул, вставая:
‒ Тебе бы предпринимателем работать, а не вором. Всё у тебя по полочкам расставлено, подсчитано, ‒ и пошёл на кухню.
Титов ему вдогонку весело ответил:
‒ Ты что, не знал?! Я по жизни комерс! Сядь в кресло смотрящего да поруководи братвой хотя бы денёк. Голова треснет. Общак ‒ он ведь не резиновый, его всё время нужно пополнять. Новые русские, правда, они сейчас старые русские, из-под воровских крыш соскакивают, как с крючка. Хитрозадыми стали! Еще вы, менты с чекистами, у нас, воров, кусок хлеба отбираете, принимая их под свою крышу. Приходится искать другие источники пополнение кассы. Спасибо чекисту Шорину, денег на общак не жалеет, хотя мог бы и побольше отстёгнуть. Наркота ‒ это не лук с капустой, цена другая и налогами не облагается, чистая прибыль!
Пока Титов ораторствовал, хозяин квартиры принёс трехлитровую банку красного вина, закрытую полиэтиленовой крышкой, и два стеклянных фужера. Титов рассмеялся:
‒ У тебя все по-колхозному! Нет, чтобы вино разлить по бутылкам, красиво бы смотрелось!
Семёнов, не торопясь, поставил фужеры на стол, аккуратно открыл банку, разлил вино и сказал:
‒ Вино, разлитое по бутылкам или хранящееся в банке, по вкусу одинаковое, если оно настоящее! Ты же сам рассказывал, как вы, блатные, в перестроечные годы на своих водочных заводах бодяжили свиное пойло, разливая в красивые бутылки, да и сейчас качество вина не лучше. Сколько людей им потравили! Новодевичье кладбище отдыхает! — назвав известное в Москве кладбище, считающееся престижным. На нём хоронят людей только за большие деньги и по особому распоряжению властей.
‒ Так это оно, ‒ запинаясь, проговорил Тит, ‒ бухло, разливали для простых людей! Элита пьёт вино импортное, даже мне, вору, оно бьёт по карману. Хотя и дорогое вино вызывает сомнения, а вот твое домашнее ‒ настоящее! Ты ‒ дачник со стажем! Удивляюсь, как тебе нравится выращивать виноград, точно, ты по жизни колхозник, любишь поковыряться в навозе! ‒ Титов взял фужер и отпил вина. — Вкусно, чёрт возьми! ‒ посмотрев содержимое фужера на свет. — Беру слова обратно, продолжай ковыряться в навозе, твоё вино ‒ путь к воровскому здоровью! — произнёс торжественно.
‒ Хочешь, скажу правду, почему моё вино по вкусу отменное? Я в него добавляю куриный помёт, всю химию нейтрализует, возьми на заметку, ‒ ответил Семёнов, подкалывая Тита. ‒ Рецепт вычитал в одном советском журнале о товарище Сталине! Он же грузин, а в Грузии виноделие испокон веку в почёте!
Титов поднёс фужер к лицу, принюхался:
‒ Чё гонишь, нет тут никакого помёта?! Хотел разыграть, как лоха?! Держи карман шире! ‒ и допил вино. — Давай ещё плесни, и о деле поговорим, а то у меня сегодня стрела забита, как бы её не проколоть. Так сколько на моих швейцарских котлах? — хвастливо проговорил, посмотрев на наручные часы. — Есть ещё время, ‒ ответил сам себе.
Семёнов, едва сдерживая смех, продолжал:
‒ Помнишь, ещё ребятишками, подшучивали: «сейчас как дам новым ботинком, посмотрев на свою обувь, через пять минут умрёшь, ткнув пальцем
