Я с пелёнок пропитан вседозволенностью. Мне не интересны мирские проблемы, у меня их просто нет.

Дождь закончился, но от этой унылой пародии настоящего солнца веселее не стало. Сразу вспоминаются палёные тапки на ногах той девчонки. Примерно вот такая же муть.

Спускаюсь по ступенькам, когда Дягилевская лапа ложится мне на плечо.

- О, смотри, опять эта пошла. С жопой которая.

- Было бы страшно, если без, - иду к тачке.

- Слушай, надо бы с ней познакомиться. Зуб даю, новенькая она. Не москвичка явно. Забитая вся.

- Ты думаешь, что забитые только за третьим кольцом обитают? Я поспешу тебя расстроить, друг мой.

- Думаешь?

- Ага.

- Да пох вообще.

- Не поведётся.

- На меня? Да тачку увидит и сразу ноги раздвинет. Что я их, не знаю, что ли?

- Таких не знаешь. Такая до последнего будет строить из себя целку, убеждая, что она не такая и бабло ей твоё не интересно.

- Не рассказывай, все ведутся.

- А я и не сказал, что совсем не поведётся. Поведётся, конечно, но, если ты будешь работать по своей привычной схеме, тебя ждёт облом. Огромный такой.

- Гонишь!

- Ничуть. Ты посмотри на неё, тихоня-тихоней. Книжки читает, на учебу, как на праздник, бегает, сто процентов. По клубам не ходит и маме дома помогает. Мечта какого-нибудь Васьки-автомеханика с соседнего двора.

- Слышь, ронин, раз такой знаток душ, давай вместе. На кого поведётся и кому даст, тот отдаёт свою тачку.

- А мне это зачем?

- Спортивный интерес?!

- Слабовато.

- Уделать меня.

- Тоже не великая радость.

- Пополнить свой кукольный домик.

- Не той модели кукла, да и фасончик так себе.

- Так приоденешь, если она, конечно, тебя выберет. Эт ж самый кайф - посмотреть, как эта замарашка будет пытаться нам соответствовать, сам знаешь.

- Я обдумаю твоё предложение на досуге.

- Забились. И если что, тачка мне из твоих эта нравится.

- А это не моя.

- Не гони.

- Я у Шелеста взял, пока он в штатах.

- Тогда Континенталь.

- Ок. Ты ща куда?

- Вику жду, просила домой докинуть.

- Привет ей.

- Ага, передам. Жаль, что вы расстались, сестрёнка всё ещё по тебе сохнет.

- На созвоне.

Слушать о Викушиной душевной травме мне незачем. Это только её проблемы. Мы славно потусили, с меня хватит. Она сама предложила без обязательств. Теперь сидит страдает. Не дура ли?

Пока еду домой, начинаю прикидывать план действий. Я хоть на Континентале не езжу, но отдавать его Дягилеву жалко, да и не играл я давно.

Эта забава началась ещё в Европе, мы с Захаром учились в частной школе, и нам было лет по шестнадцать. Игра была до неприличия проста, находишь какую-нибудь миленькую простушку и разводишь на всё, что только можно. Она, уверенная, что одна-единственная и непременно любовь всей твоей жизни, заглядывает тебе в рот. Отдаёт своё самое сокровенное, блея, что любит, и конечно, пытается тебе соответствовать. Наивная. Кто она и кто я?!

Они серьёзно верят в то, что это возможно? Один случай на миллион. Не больше.

А пока она грезит единорогами, ты ей поддакиваешь, а потом конкретно так и при всех подрезаешь крылья. Высшим пилотажем было снять хоум-видео и, конечно, выставить его на всеобщее обозрение в каком-нибудь клубешнике, под завершение этого романа.

Жёстко? Возможно! Только вывод один - не прыгай выше головы, ничем хорошим не обернётся.

Дома забегаю на кухню, сталкиваясь с Мариной. Она с интересом смотрит на то, как я выдавливаю себе в рот сок из половинки лимона, и делает глоток чая.

- Здрасьте, тёть Марин.

- И тебе добрый день, Даниил. Как первый учебный день?

- Со знанием, что это последний учебный год, вполне неплохо.

- Есть будешь?

- Не, я спать. Отец дома?

- Будет к ужину.

- Вот до ужина я и посплю.

- Давай-давай.

Марина уходит, оставив чашку на столе, и её в момент убирает... хрен знает, как эту девку зовут. Горничная какая-то. Я их лиц не то что не помню, я их не различаю.

Скажи я такое вслух, мой распрекрасный папенька прочёл бы с десяток лекций, но, с другой стороны, чего он ожидал? Если воспитывало меня его бабло, а не он и мама.

Они развелись, когда мне было года три. С тех времён я жил либо в Москве с бабушкой Аней, матерью отца, либо в Италии с моей мамой и её новым хахалем. Ну, теперь уже мужем. Витторио. Типчик альфонсовой наружности, балерун какой-то. Вроде как даже известный. Второй вариант проживания, мне, кстати не особо нравился.

Пока была жива бабушка, было весело. Я её очень хорошо помню, когда она умерла, мне было двенадцать. Я тогда много-много ночей, как девчонка, выл в подушку. А потом, потом отец засунул меня в частную школу Лондона. Поначалу мне было там некомфортно, но я быстро привык. В среде себе подобных адаптироваться всегда легче. Там, кстати, мы и познакомились с Дягилевым.

А годам к пятнадцати я окончательно понял, что мне повезло родиться тем, кто я есть. Потому что я могу делать абсолютно всё, что только пожелаю.

Отец никогда не скупился на деньги. Ему было проще заплатить, чем в чём-то разбираться. И это очень радовало маму. Маму, которая до сих пор ошивается у широкого отцовского кармана, по факту батя содержит и её, и её молодого муженька.

Кстати, говоря о маме, через непоколебимый авторитет Марины, на которую все в этом доме молятся, невольно начинаешь понимать, почему с матерью отец развёлся. Просто небо и земля. Марина любит отца, а вот мамулька любила только его деньги, кстати, никогда этого и не скрывала.

В общем, семейка ещё та. Санта-Барбара нервно курит в сторонке.

Заваливаюсь на кровать прямо в кроссовках. А в мыслях возвращаюсь к нашему с Захаром недоспору. Теперь же надо с ней заобщаться. С девчонкой этой. Хотя делать мне этого не хочется. Мне она не нравится. Слишком просто. Даже скучно. Никакой изюминки. Серая. Неприметная, может, немного смазливая, не больше.

В принципе, я уже завязал с этими играми. Приелись. А Дягилев сука, опять хочет втянуть. И завязал я с ними не потому, что мне жалко девочек этих. Нет. Просто они все одинаковые. Бедняжечки, обиженные судьбой. Как на подбор. А внутри такая гниль, похлеще моей будет. Они корчат из себя святую простоту, а дорвавшись до чего-то материального, готовы продаться и продать все свои принципы.