собранно. Старый военспец — так и напрашивалось сравнение, хотя Кандыбин был из рабочих. Чувствовалось, что он хорошо знает ситуацию, умеет организовать подчиненных и действует решительно. На такого можно положиться.

Дерибас рассказал Кандыбину о данном ему поручении, о тех сведениях, которыми он располагает в отношении антоновцев и их связей с эсерами. Кандыбин внимательно слушал, а когда Дерибас закончил, сказал:

— Мы можем найти верных людей. И следует начать операцию именно отсюда. Где она будет завершена — трудно сказать, но начало ей будет положено в Воронеже.

Дерибас улыбнулся и спросил:

— Кого вы конкретно хотите дослать на это дело?

— У нас много левых эсеров, которые из идейных побуждений порвали со своей партией и перешли к большевикам… Взять хотя бы Муравьева… — Кандыбин подошел к большому сейфу и достал несколько толстых папок. — Вот здесь собраны все материалы на Муравьева. — Кандыбин положил толстую папку на стол. — Вы можете более подробно с ними познакомиться. Это сложный человек. Я рекомендую прочесть все, что здесь собрано. Его жизненный путь необычен и в то же время типичен для русского интеллигента, выходца из крестьян, с его колебаниями и шатаниями.

— Хорошо. Я читал ваши справки и теперь просмотрю все дело. Но прежде я хочу знать ваше мнение: можно ли доверить Муравьеву это ответственное поручение?

— Можно. — Кандыбин ответил твердо и определенно. — Евдоким Муравьев вступил в партию эсеров случайно. Его подготовили народники, а эсеры подхватили и зачислили к себе. Знаете, как они это делали до Октября. И когда Муравьев разобрался в программных установках эсеров, в их целях и особенно когда познакомился с программой нашей партии, он порвал с эсерами, перешел на позиции большевиков. Сделал это сознательно, по собственной воле, и увел за собой воронежскую левоэсеровскую организацию. Пока об этом знают только секретарь губкома, его заместители и мы, чекисты. Но это факт. Что может быть ценнее идейной убежденности?! Человек он энергичный и смелый, несмотря на свою молодость, до сих пор пользуется у эсеровских лидеров уважением.

— А есть ли у него связи с антоновцами?

— Вот этого я не знаю. Чего не знаю, того не знаю… Тут нужно разобраться…

Дерибас взял дело и углубился в чтение.

* * *

Евдоким Федорович Муравьев родился и вырос в селе Дегтярное, что на берегу Оки в Рязанской области. Отец его был крестьянином-середняком. Отличался Евдоким от своих сверстников разве лишь тем, что начал работать на год раньше других: пахать, сеять, косить — у отца с матерью было одиннадцать детей, а Евдоким — старший.

Земли мало, земля плохая, и нужно много сил, чтобы как-то свести в хозяйстве концы с концами… Отец с сыном работали от зари до зари. Выезжали в поле раньше других, а уезжали — позже. «О, «муравьи» уже копаются!» — говорили про них соседи.

Осенью собрали урожай, и мать заплакала: «Как-то будем год кормиться?!»

Отец решил уехать на отхожий промысел. Так поступали многие зимой, чтобы получить дополнительный заработок. Отходничали в Петрограде.

Нанялся отец легковым извозчиком. Хозяин дал лошадь, пролетку. Об остальном должен позаботиться сам работник: где и как кормить лошадь, чем питаться самому. Всю дневную выручку отец отдавал хозяину. За свою работу он получал от двадцати до тридцати рублей в месяц, в зависимости от выручки.

К весне вернулся отец в село и сказал:

— Заработал я тут маленько, прокормиться нам хватит. А ты, Евдоким, поезжай учиться. Понял я, что без учения не выбиться из нужды.

Муравьев поступил в рязанскую учительскую семинарию. Интересовался всем: литературой, историей, политикой. Вместе с друзьями организовал литературно-художественный кружок. Здесь познакомился с Софьей Кудрявцевой, а затем — с ее родителями, старыми революционерами-народовольцами, поселившимися в Рязани после отбытия высылки… Понравился отцу Софьи молодой крестьянский паренек. Невысокий крепыш, светловолосый и голубоглазый, привлекал живостью ума: до всего хотел дойти сам.

Кудрявцев стал идейным наставником Муравьева. Молодой ученик запоем читал книги Степняка-Кравчинского «Царь-голод», «Подпольная Россия», и его все сильнее будоражили мысли: «До каких же пор будет продолжаться на Руси жестокость и бесправие? Сколько горя и лишений терпят простые люди! А за что страдают?» Он стал задумываться над тем, как помочь, что нужно сделать, чтобы устранить несправедливость.

Погожим сентябрьским днем сидел он на лекции в Воронежском учительском институте, куда поступил после окончания семинарии, и думал о своей жизни. Уже два года шла империалистическая война. Муравьев был освобожден от призыва как студент. Да он и не рвался на фронт: теперь уже хорошо понимал, кому нужна эта война, кто греет на ней руки.

Прозвенел звонок. Евдоким не спеша закрыл свой конспект, задумался: что нового он узнал сегодня? Что культура покоится на материальных ценностях? А кто создает эти ценности? Почему профессор стыдливо об этом умалчивает?

Неожиданно его окликнули:

— Евдоким, тебя внизу спрашивают.

— Кто?

— Интересная барышня. Не знал я, что у тебя есть такие знакомые. — Молодой паренек, однокурсник, схватил его за руку. — Познакомь? А?

— Да брось ты, — удивился Муравьев. — Никакой барышни у меня нет. — Нехотя направился вниз, но там его действительно ждали.

На лестничной площадке стояли незнакомая девушка и молодой человек. Барышня выглядела эффектно: в дорогой накидке, в красивых туфлях и модной шляпке. Она первая спросила:

— Вы Евдоким Муравьев?

— Я… — нерешительно ответил Муравьев.

— Не удивляйтесь, я вам все объясню, — спокойно проговорила Людмила Дембовская, как назвала себя девушка, а стоящий рядом с ней молодой человек ободряюще улыбнулся. — Познакомьтесь. Это Миша Кондратьев.

— А-а… — выдавил из себя все еще смущенный Муравьев.

— Связаться с вами рекомендовал нам Кудрявцев, с которым вы встречались в Рязани. Сколько вас в кружке?

— Двенадцать…

— Можете вы их собрать?

— Когда это нужно? — Муравьев начинал догадываться о цели ее визита.

— Если можно, в воскресенье. А где удобно?

Муравьев задумался. Договариваться о встрече где-нибудь в парке было рискованно: погода могла резко измениться.

— У нас на квартире подойдет?

— Условились.

Дембовская и Кондратьев, распрощавшись, ушли, а Муравьев еще долго смотрел им вслед.

В воскресенье Дембовская и Кондратьев пришли точно в назначенное время в комнату, которую снимал Муравьев с двумя другими рязанцами-студентами. Их ждали все двенадцать рязанцев. Гости разделись, поздоровались со всеми за руку, подсели к столу, покрытому белой скатертью.

— Я и Миша, — кивком головы Дембовская указала на Кондратьева, — состоим в партии социалистов-революционеров, — тихо пояснила она. — Миша был исключен из гимназии за подпольную работу… Может быть, кто-нибудь из вас захочет работать вместе с нами? Подумайте. Только будьте поосторожней и никому не рассказывайте… Сами понимаете.

Ребята согласно закивали.

Расспросив рязанцев об их жизни, о настроениях в институте, Дембовская и Кондратьев ушли.