Шрифт:
Закладка:
– Драться с тобой… честь…
И упал.
Брат джигита дико закричал и кинулся прочь. У Лыкова не было ни сил, ни желания преследовать его. Он сел рядом с Джамболатом на корточки и взял его за окровавленную ладонь.
– Прости…
Чеченец из последних сил сжал его руку и умер.
Вечером Алексей безбоязненно разжег костер в заброшенном хуторе. Тела погибших горцев лежали неподалеку. На поляне паслись стреноженные три лошади.
Вольноопределяющийся неожиданно для себя сделался богат. За убитых инсургентов ему полагалось семьдесят пять рублей. Верховые лошади тянули каждая на сто двадцать – сто пятьдесят рублей. Чеченцы все оказались щеголи. Одних серебряных газырей набралось несколько фунтов! Но самым ценным из трофеев было оружие. Кинжал и шашка Джамболата, старинной работы, отделанные серебром, тянули на полтысячи. Итого Лыков существенно разжился. В Нижнем Новгороде вся его семья жила на пенсию недавно умершего отца – тридцать четыре рубля пятьдесят копеек в месяц. Ее едва хватало, чтобы сводить концы с концами. А сестра на выданье, барышню нужно одеть… Неожиданно вырученные деньги должны были пригодиться дома.
Однако Алексей меньше всего сейчас думал об этом. Он сварил похлебку, сделал из кавказской брусники чай и долго сидел, глядя на пламя. Ему было бесконечно жаль убитого им храброго достойного человека. Действительно, что он тут делает, в чужой земле? Пора домой. А эта боль останется теперь с ним. Навсегда. Могли бы быть друзьями. Иметь подобного друга – большая честь…
В ту ночь Самболат легко мог застрелить русского из темноты. Тому было все равно.
Вечером следующего дня Лыков услышал шаги – возвращалась кормишинская артель.
Долг чести
Для Девятого Староингерманландского пехотного полка 1880 год закончился печально. В новогоднюю ночь в своей квартире в офицерском флигеле Красных казарм застрелился подпоручик Шенрок. На столе он оставил записку, набросанную второпях – видимо, под влиянием момента: «Простите, родные и друзья, оплачиваю долг чести». Товарищи погрустили, батальонный командир направил рапорт командиру полка, и дело быстро забыли. Дивизионный врач написал, что офицер покончил с собой в порыве умоисступления, вследствие не распознанной вовремя душевной болезни. И потому может быть похоронен как христианин, с соблюдением всех обрядов. Подпоручика свезли на Петропавловское кладбище, и полковая служба продолжилась.
Семнадцатого апреля следующего, 1881 года Лыков встретил в хлопотах. Было Вербное воскресенье, неприсутственный день. Но полицейская служба тяжелая. Ежедневно, независимо от праздников, чиновники должны являться в часть к половине десятого вечера – сдать вечерний рапорт и получить приказы на завтра. Этот порядок касается всех, даже околоточных надзирателей. Для Алексея начальство сделало исключение – сыщик еще не до конца излечился от раны, полученной в подвале Александро-Невского собора, где он спасал покойного государя от покушения[12]. Утром и вечером Лыков мог не ходить на службу, а делать лечебную гимнастику. Инвалидная команда! Но в этот раз обстоятельства вынудили сыщика явиться в управление. Павел Афанасьевич Благово прислал Титуса с напутствием. Яан под неодобрительный взгляд матери Алексея прошел в его комнату и сообщил приятелю:
– Труп со знаками насилия.
– Где?
– За Вшивым кустом.
Так называлась большая лужайка, густо заросшая шиповником и притягивающая всякий сброд. Она располагалась на границе выпасных лугов Нижнего Новгорода и общинной земли крестьян села Высоково. Крестьяне свой кустарник вырезали, а горожане оставили. От этого заросли приняли необычную треугольную форму. Рядом пастухи поставили навес, чтобы прятаться от непогоды. В чаще постоянно укрывались и играли в карты беспаспортные или же деревенские пили водку и дрались. А то и все сразу…
Убийство – чрезвычайное преступление. Благово сам еще не оправился от полученной в январе контузии, и ему требовалась помощь. Титулярный советник вздохнул, сунул за ремень веблей и скомандовал:
– Айда!
В управлении его дожидался начальник. Благово уже вернул здоровый цвет лица, даже наел брюшко. Но голова продолжала болеть, и зрение сделалось слабее.
– Как, сдюжишь? – спросил он у своего любимчика.
– Так точно, вашескородие! Хоть щас выставлялой[13] в трактир готов! Один семерых заборю, во как.
– Тогда бери мой выезд – и дуйте с Яшей на место. Милотворского прихвати.
Городовой врач Милотворский сидел наготове в приемной с саком в руках. Он молча поручкался с сыскными, все набились в коляску, и она тронулась.
Апрель начался теплыми деньками, снег на пригорках уже стаял, обнажив серую прошлогоднюю траву; кое-где зеленела и свежая. Через Варварку и Острожную площадь экипаж выбрался из города. Потянулись бесконечные лесные склады на той стороне Напольно-Замковой улицы: Гнеушева, Миловидова, Замошникова, Щурова, Хвальковской… Затем они сменились кирпичными сараями. Местность сделалась еще грязнее, хуже только на соседних бойнях. Лыков ехал и отмечал про себя: у Юнге зимой нашли беглого каторжника, у Нужина трудились задарма пятнадцать беспаспортных, а Лопашов добавлял в кирпич слишком много песку… Эх, буржуазия! Что начнется, когда такие возьмут власть?
Наконец полицейские миновали и кирпичные заводы, и их огромные сараи и вырвались на простор городских лугов. Справа показались три кладбища: еврейское с татарским поближе и Бугровское старообрядческое в отдалении. Луга предназначались для выпаса обывательской скотины и для огородов. Городская управа планировала прирастить там несколько новых улиц и разбить еще одно кладбище. То-то пастухи обрадуются…
Дорога оказалась размытой, лошадь тянула с трудом, поэтому добирались до места происшествия долго. Пересекли по хлипкому мостику мутную Старку, взобрались на тот берег и увидели впереди толпу зевак и пост городовых. Приехали…
К сыскным подошел помощник пристава Второй Кремлевской части отставной поручик Есипов:
– Чего так долго? Замерзли, вас ожидая…
– Дорога видели во что превратилась, – начал оправдываться Титус. – Кирпичедельцы разбили в лоск, готовятся к строительному сезону.
Есипов хотел сказать что-то неодобрительное, но Алексей его оборвал:
– Поручик, доложите, что случилось.
По классу должностей помощник пристава и помощник начальника сыскного отделения были равны. Однако таких, как Есипов, в штате числилось четырнадцать человек, а Лыков был один. Кроме того, совсем недавно он пролил кровь за царя. И поручик сбавил тон:
– Обнаружено тело рядового в форме Девятого полка. Документов нет. Зарезали ударом под левую лопатку. Орудие убийства отсутствует, свидетели тоже.
– Кто нашел тело?
– Пастух малого стада мещанин Черножуков. Эй! Подойди!
Приблизился мужик заурядного вида, пахнувший водкой и табаком. Сдернул картуз и стал во фрунт.
– Расскажи, как ты его заметил? – начал Алексей.
– Да раненько так, чуть свет, пригнал сюда скотинку-те…
– Разве уже есть молодая трава?
– На склонах появилась, я и тово… Ну, пригнал, положил согреться. Отворил-те сороковку, глотнул спиртуозного да и сел-те на колоду. Смотрю – ноги в сапогах. Я и… тово…
– Холодный уже был?
– Как есть, ваше благородие. Холодный.
– Теперь верни, что взял у него из карманов.
Лыков смотрел так требовательно, что пастух подчинился без возражений. Он порылся в азяме и вынул глухие часы на цепочке и смятых два рубля.
– Вот.
– Документы были?
– Никак нет.
Черножуков топтался, ожидая дальнейших вопросов, а сыщики стали разглядывать часы. Томпак, работа фабрики Дивицкого, что в Варшаве. Гравировка отсутствует. Красная цена часам была шесть рублей.
Милотворский осмотрел труп и скомандовал городовым:
– Грузите в коляску.
Титулярный советник убрал часы в карман и продолжил пытать пастуха:
– Кого-нибудь поблизости видел?
– Лошадь отъезжала, и следы вона… тележные.
– Какой масти лошадь?
– Не могу знать. Темно еще было… токмо ржание слыхал. Туды отъезжала, к кирпичным сараям.
Титулярный советник повернулся к Титусу:
– Осмотри следы и возвращайся в управление своим ходом.
– Но…
– Яш, если мы сядем все, придется ноги на покойника ставить. Ты к этому готов?
Коляска тронулась в обратный путь. Мертвый солдат лежал на полу. Сыщик с доктором сидели, подобрав ноги под себя, и вели разговор – люди были привычные.
– Удар показывает, что бил профессионалист, – начал Милотворский. – Природа позаботилась о нас, прикрыла сердце спереди ребрами, а сзади лопаточной костью. Клинок прошел
