Никла взметнула клинки, и Дим-Дим, крутанувшись, ушёл из-под удара. Он никогда не носил с собой оружия — его заменяли быстрота тела и способности к магии. Дим-Дим был заклинателем, и неплохим, несмотря на навязчивые идеи.

— Афлим, — произнёс он, потянув за узелок на поясе, и синяя молния проскочила между фонарём и мечами Никлы, выбив их из рук. Никла вскрикнула от боли и отлетела назад.

Моут сцепился с Хиребордом, Дим-Дим отшвырнул одного из братцев так, что тот упал; второй же рухнул, располосованный саблей Моута. Первый, впрочем, тут же встал и рванулся в бой снова.

Одновременно с этим Чиншан бросился к Дим-Диму, и тот развязал ещё узелок.

— Офлим, — сказал он, и снег вдруг схватил Чиншана за ноги, сгрудившись на секунду, заставив того споткнуться и попасть под удар Хиребордова братца. Чиншан прожил ещё мгновение, в ярости отшвырнув своего невольного убийцу и попав ему крюком под горло. Сам Хиреборд этого не заметил, потому что пропустил прямой удар Моута. Сабля раскроила бывшему пирату голову, и он упал мёртвый. Колокольчик его звякнул последний раз.

Никла уже поднялась и рванулась к Моуту, тот бросился к Дим-Диму.

Пёс бегал кругами и петлями, ворчал и скулил, мешая. Почему он до сих пор не убежал, было неизвестно.

— Уфлим, — сказал заклинатель, развязывая очередной узелок, и мечи Моута и Никлы внезапно рванулись навстречу друг другу, обуянные короткой вспышкой магнетизма. Лязгнула сталь, Никла упала вновь, Моут полетел через неё.

Впрочем, он тут же вскочил и нанёс удар снизу вверх. Дим-Дим неуловимо отступил прямо в пятно крови и на мгновение глянул под ноги.

Моут опустил саблю мощнейшим ударом, но заклинатель успел сделать шаг назад.

— Ифлим, — сказал он, улыбнувшись и развязывая четвёртый узелок.

Кровь моментально заледенела, и оружие Моута примёрзло к камню мостовой. Это остановило его буквально на полсекунды, не более, но заклинателю хватило этого, чтобы нанести удар ногой. Моут отпрянул со сломанным носом, а Дим-Дим, ещё одним мощным ударом уложив Моута в снег, в тот же момент обернулся к Никле. Та шла прямо на него.

Он наклонил голову.

— Эфлим, — сказал он, развязывая последний узел. — Танцуйте, мечи, танцуйте.

Клинки убитых — палаши команды Хиреборда и серп Чиншана — взмыли в воздух и ворвались в зазор между Никлой и магом. Сабля Моута — то ли потому, что он был пока жив, то ли по причине её анти-магической природы — осталась лежать в снегу.

— Наконец взялся за оружие? — спросила Никла, отбивая атаку. Четыре клинка снова ринулись на неё, но она не отступила.

Дим-Дим не ответил, подошёл к лежащему Моуту. Протянул руку, и тотчас же оружие Чиншана скользнуло к нему. Никла сражалась теперь с тремя палашами, наступая — магия не могла так хорошо управляться с оружием, как настоящий боец.

Заклинатель склонился над Моутом, чтобы серпом перерезать тому горло, но Моут вдруг резко, пружинно сел, как не смог бы ни один другой человек в мире, и ударил его головой в нос, мстя тем же самым; а потом, перехватив руку заклинателя, вывернул ему запястье. Дим-Дим ударил его левой рукой в скулу, но правая ладонь Моута нашарила Хейзенхейерн, и, прямо из положения сидя, он нанёс наконец удачный удар. Голова Дим-Дима упала на мостовую. Моут повалился локтем в снег, стирая кровь с замёрзших губ.

За его спиной с мягким стуком упали в снег мечи, и слышны стали шаги Никлы. Моут, с чёрными уже глазами и чёрными в ночи полосами крови от носа до шеи, встал и развернулся. Он зарычал, тихо и низко, так, что попятился даже не ушедший никуда пёс, и убийцы пошли навстречу друг другу.

Они сошлись на относительно чистом ещё участке, и Никла едва не убила Моута первым ударом. Принявший его Хейзенхейерн зазвенел, но выдержал. Никла отбила ответную атаку и, ударив крест-накрест, выбила меч из рук Моута и тут же нанесла размашистый удар.

Моут отбил лезвие старым-старым восточным приёмом, тыльной стороной ладони. И ещё раз.

Никла перехватила мечи по-другому и крутанулась вокруг себя, далеко выбросив правую пятерню. Моут уклонился почти фантастическим образом, рискнул и успел перехватить руку девушки до того, как она завершила разворот. Заломил — Никла застонала, но не выронила мечей, а резко выпрямилась назад, оттолкнувшись ногами от заснеженной мостовой, и голова её врезалась Моуту в подбородок.

Моут упал и тут же вскочил, нашарив в снегу чей-то меч. Никла перекатилась через плечо на ноги, а Моут рванулся вперёд, снова метя снизу вверх, намереваясь распороть её пополам. Никла закрылась, защитив себя частоколом обращённых вниз лезвий, но Моут и без того запнулся, словно что-то рвануло его назад. Он рухнул на колено, и Никла почти машинально взмахнула рукой наискосок, рассекая шею противника от уха до ключицы. В который раз ночь окрасилась алым, и Моут, побледнев, выпустил меч и упал лицом вниз, в мятый снег, и багровым цветком расцвело вокруг его головы пятно крови.

Никла на какое-то мгновение так и замерла, в положении завершённого удара, в свете древней луны и блеске снега похожая на статую.

Бродячий пёс, который пришёл на площадь вместе с заклинателем, отпустил штанину мёртвого убийцы и довольно улыбнулся. Он казался как-то больше, чем раньше. Шерсть блестела в лунном свете, глаза отсвечивали красным.

Никла Четыре Меча нахмурилась и сжала рукояти крепче.

Пёс вдруг прыгнул вперёд — не сильно и не высоко, просто так, словно забавляясь, — перепрыгнул наискосок ноги убитого Моута и, подогнув передние лапы, перекатился через голову. На лапы он встал, будучи размером уже с волкодава.

Он распрямился, передние лапы оторвались от земли, тело его стало гнуться и вытягиваться, хрустнули суставы, и спустя секунду он превратился в человека, только голова осталась всё та же, собачья, с хитрой, по-опасному бесшабашной улыбкой на рыжей морде. Пёс почему-то казался ненормальным.

Он пижонски поклонился, ухитрившись в поклоне сдёрнуть с тела Моута расстегнувшийся плащ, и тут же закутался в него.

— Добрый вечер, уважаемая Никла, — сказал он хрипловатым, в меру низким голосом с вибрирующими модуляциями. — Искренне рад был видеть вас в деле. Теперь мне окончательно понятно, почему вас разыскивают в четырёх городах. Позвольте узнать, что вы делаете в пятом? Все не преминули проболтаться о своих причинах, и мы можем видеть, к чему это привело, — пёс обвёл изящной лапой залитую кровью площадь. — Мы же с вами сохраняли молчание —