Но все же он не просто вынимал книги из шкафа и засовывал в мешки, он сначала осматривал их. Вот Стендаль, собрание сочинений. Двенадцать зеленых томов. Анатолий Иванов, тоже зеленый, но светлее, веселее. Пять томов. Евгений Федоров, «Каменный пояс». В трех серых толстых томах. Неплохо человек заработал. Черный Ромен Роллан. Девять томов. Морковного цвета Бальзак. Восемь томов. Бледно-голубой И.С. Никитин. Два тома. Кто такой, неизвестно. Коричневый Чернышевский. Пять томов. И еще несколько собраний сочинений разных писателей. Грин, Гайдар, Островский (тот, который «Как закалялась сталь»), Шолохов, Серафимович, Тургенев, Лесков, Чехов, Салтыков-Щедрин, Хемингуэй. Все новенькое, нетронутое. А еще книги одиночные, не собраниями: «Толковый словарь русского языка», «Вегетарианское питание», «Энциклопедия домашних заготовок» и так далее.

Потом Эрих взялся за мебель. Первый шкаф, книжный, с застекленными дверцами, разобрал аккуратно, вынес и поставил у контейнеров на виду, поставил рядом и коробочку с крепежными деталями. Может, пригодится дворникам- таджикам? Но никто не польстился, дворники стали разборчивы или давно укомплектовались: из окружающих домов постоянно выносят устаревшую мебель. И Эрих перестал церемониться, он просто разбивал молотком и раздирал на части сервант, платяной шкаф, комод, письменный стол, кровать, стулья. Это оказалось непросто: мебель при социализме делали некрасивую, но крепкую.

Он не оставил ничего, кроме сумки с разными документами, альбома со старыми фотографиями и настольной лампы, которая была тоже старая, но хорошая: на тяжелой ножке, возможно, бронзовой, с белым стеклянным куполом-абажуром.

Теперь предстояло сделать ремонт. У себя в комнате Эрих давно его сделал: сам заштукатурил и побелил потолок, поменял окно на пластиковое, оклеил стены приятно-бежевыми обоями, снял с пола так называемую паркетную доску – квадраты с дощечками, вытертыми, вылинявшими, во многих местах отскочившими, залил пол цементной стяжкой, положил на нее ламинат цвета «бук Бавария». Стало чисто, красиво, уютно. Каждая вещь на своем месте, ничего лишнего. Мебель простая, темнее пола, цвет – «орех итальянский».

Понемногу после этого он преобразил и прихожую, и санузел, и кухню. Работал урывками: мать на каждое изменение реагировала болезненно. В старый кухонный шкаф вцепилась, как крестьянка в последнюю корову. Пусть старая и не дает молока, но – любимая. Какой-то фильм Эрих видел о деревне, отсюда и сравнение. Все наши сравнения теперь не из жизни, а откуда-нибудь.

Кое-как Эрих все-таки отремонтировал санузел и кухню, заменил трубы, краны, раковины и унитаз, в кухне навесил и поставил новые шкафчики, у себя же мать не разрешала трогать ничего.

Начать надо с самого трудоемкого: снять паркетную доску. Придавленный раньше мебелью, пол теперь под ногами прогибался, трещал, дощечки ломались и вылетали.

Эрих взялся за пол с угла, что был за стоявшей тут кроватью: квадрат паркетной доски возвышался над полом. Он был похож на люк или крышку тайного хранилища. Эрих легко вынул его и даже не очень удивился, когда увидел под ним пакет. Будто этого и ждал. Он развернул пакет и увидел пачку денег и маленький матерчатый мешочек. Пересчитал деньги. Их было 76 тысяч. Как мать их скопила, непонятно. Наверное, начала копить давно, когда еще выходила из дома и сама получала пенсию. Большинство купюр были тысячные, но были и сотенные, и пятидесятки, и даже бумажные десятки, которые давно не в ходу. И пятерок несколько было, Эрих уже забыл, как они выглядят. 2002 год на них обозначен. Интересно, принимают ли их? Позже выяснилось – принимают.

А в мешочке оказались драгоценности: золотой перстень с камешком, золотой или позолоченный браслет и две сережки – в центре фиолетовые большие камни, по кругу белые. Никогда Эрих не видел их на матери, никогда она их не носила. Возможно, это все осталось от бабушки Эриха, которой он не видел, она умерла до его рождения. Она родила его мать поздно, мать тоже поздно родила Эриха, ей было тридцать семь лет.

Вдруг это антикварные вещи? Вдруг они дорогие? Для кого мать хранила их, зачем? А деньги зачем? И спрятала в самом глупом месте, тут проходит труба отопления, а дом старый, трубы старые, запросто могло прорвать и залить.

Эрих набрал в поиске: «Оценка и прием антиквариата в Москве». Нашлось несколько магазинов, большинство в центре. Эрих поехал туда. Поехал на такси. Таксист был в маске на шее.

– Наденьте, пожалуйста, маску правильно, – сказал Эрих, сам надевший так, как полагалось.

Таксист надел, но сказал:

– Маска, не маска, никакой польза.

Эрих был в хорошем настроении, поэтому не против был поговорить.

Сказал добродушно:

– Откуда вы знаете, что нет пользы?

– Все знают.

– Откуда вы знаете, что все знают?

– Говорят люди.

– Что говорят люди?

– Что маска, не маска, кто болеет, тот болеет, кто умирает, тот умирает.

– Есть какие-то цифры, статистика?

– Зачем цифра, все так понятно.

– Что понятно?

– Я давайте не буду, – сказал таксист. – Ваше мнений так, мой так. Я в маске теперь сижу на ваша просьба, есть еще претензий ко мне?

– Нет, спасибо.

Эрих был удовлетворен: таксист подтвердил его уверенность в том, что все живут не аргументами, а заблуждениями, за которые крепко держатся. К сожалению, и мать была такой. Раньше, давно, когда он еще с ней спорил, иногда выходил из себя и кричал с досадой:

– Да кто тебе это сказал-то?

– Я говорю, – отвечала мать, и на этом спор кончался.

В ювелирном магазине, в отделе оценки и скупки, за стеклом сидела симпатичная молодая брюнетка. Без маски, потому что за стеклом. Почти красивая. Брюнетки красивей блондинок, ярче. И у них темные брови, ресницы, которые иногда даже не надо красить. Блондинки, если не будут красить свои блеклые брови и ресницы, облысеют лицами. У них сразу поглупеют их голубые и синие глаза. Часто очень бесстыдные. Синие и голубые глаза бесстыднее темных. Не потому, что сами женщины такие, все дело в цвете. Темный цвет скрывает, светлым цветом ничего не спрячешь.

Брюнетка сказала, что оценка платная. Эрих согласился. Подал брюнетке перстень. Она посмотрела через лупу и сказала:

– Стоимость могу сказать приблизительно. Для точности надо вынуть камень.

– Хорошо, приблизительно. Сколько?

– Даже не знаю. Золото мало стоит, оценивается камень, если бриллиант.

– Если бриллиант, то сколько?

– Ну… От десяти тысяч, я думаю.

– Хорошо. А это?

Эрих подал браслет. Брюнетка осмотрела, чем-то капнула из пипетки.

– Не испортите? – спросил Эрих.

– Не волнуйтесь, – сказала брюнетка и положила браслет на чашку весов, а на другую несколько никелированных красивых гирек. Эриху нравилось, что она все