Кто мог подумать, что это будет последняя встреча с отцом, рабо­тавшим на пасеке пчеловодом? Он, как член правления колхоза, борол­ся с пьяницами, расхитителями народного добра. Вот они и настучали на него, обвинили в принадлежности к кулачеству, в иных грехах. В тех отрывочных сведениях, которые удалось собрать Надежде Мироновне, сестре Петра Мироновича, значатся фамилии И. Колухонова и А. Ляховского. В одних доносах указывается, что у Машеровых было 18 гек­таров земли, в других — 25. А также четыре коровы и две лошади. Но, согласно справке сельского Совета, выданной Петру при поступлении в институт, сообщалось о четырех с половиной гектарах земли, двух коровах и одном кабане. Но никто не сопоставил цифры, не вывел на чистую воду омерзительных клеветников.

8 декабря органы НКВД осудили ни в чем не повинного Мирона Васильевича по статье 72 УК БССР и отправили на лесоразработки на станцию Сухобезводное Горьковской железной дороги. Его больное сердце не выдержало такого удара, и он 20 марта 1938 года умер в ба­раке.

Прокурор Богушевского района Ковалев, человек мужественный и не лишенный объективности, вникнув в суть дела, в 1940 году опроте­стовал незаконный арест. Но дальше все застопорилось. Верховный суд БССР только 17 августа 1959 года пересмотрел постановление особой «тройки», и из-за отсутствия состава преступления М. В. Машерова реа­билитировали. Справедливость, хотя и поздно, восторжествовала.

Дарья Петровна оставалась в Ширках. Петр ее постоянно навещал. В 1939 году, завершив учебу и получив направление в Россонскую СШ преподавателем физики и математики, забрал к себе мать, сестренок-школьниц Олю и Надю. Жилье выделили в трех километрах от школы. Прежний дом продали. Новые хозяева перевезли его в деревню Платоны.

Стройный, подтянутый 21-летний учитель на первый самостоятель­ный урок в 9-й класс шел как на праздник. Надел светлый костюм и белоснежную рубашку. Познакомившись с учениками, которые были ненамного моложе его, стал увлеченно рассказывать о предмете, ко­торому предстояло совершить настоящую революцию в техническом прогрессе народного хозяйства. Для лучшего усвоения знаний пред­ложил оборудовать физический кабинет. Школьники поддержали идею и включились в работу. Все создавали своими руками по плану, состав­ленному Петром Мироновичем. Вскоре уроки проходили в прекрасно оснащенном приборами и наглядными пособиями классе.

Со временем кабинетная форма обучения получила в республике широкое распространение. Помню, когда мой одаренный однокласс­ник Петр Владимирович Мотыль, работая после института директором Мижеричской СШ Гродненской области, преподавание всех учебных дисциплин перевел на эффективную методику, Машеров, уже будучи первым секретарем ЦК КПБ, приезжал к нему посмотреть на результаты эксперимента. Похвалил за инициативу, посоветовал педагогическим коллективам последовать доброму примеру. Это позволило перевести образование на новый уровень. Юноши и девушки поступали в лучшие вузы страны, вливались в ряды научных исследователей, вносили до­стойный вклад в развитие электронной, оптической, полупроводнико­вой и других отраслей отечественной промышленности.

Через год Петру Мироновичу выделили двухкомнатную кварти­ру напротив школы. А его коллеге, учителю истории Перегудо, обзаведшемуся семьей, с получением жилья велели подождать. Машеров тут же уступил ему одну комнату. Вторую перегородили, с трудом втис­нули четыре узенькие кровати, поставили книжный шкаф, письменный стол. И никто не ворчал. Помогать другим было сутью характера Пе­тра Мироновича. Впоследствии, занимая высокие государственные и партийные посты, он у каждого, кто к нему приходил, интересовался: «Какие проблемы волнуют? Чем могу быть полезен?»

В советский период о родословной Машерова ничего не писали, но время, наступившее после распада Советского Союза, оказалось бога­тым на «сенсации». Так, московский публицист Юрий Казенков в книге «Голгофа России. Схватка за власть», вышедшей в 2003 году, утверждает: «Петр Миронович — еврей, сын еврейского ремесленника».

Белорусский журналист Алексей Довнар-Запольский высказал свою версию. Восхищаясь элегантностью Машерова, его демократичностью, мягкой, искренней, как у Ива Монтана, улыбкой, он предположил, что у Петра Мироновича были французские корни. Своими мыслями он поделился с дочерью Машерова Натальей. В ответ услышал весьма лю­бопытный рассказ:

— Давно, еще в школе, мои одноклассники в шутку называли меня по-французски «мон шери» — «моя дорогая». Помню, что мама серди­лась за это. В семье происхождение нашей фамилии мы не обсужда­ли. Я же этим немного интересовалась. Согласно легенде, в 1812 году раненый французский солдат познакомился с белорусской девушкой, они поженились, и он всегда называл ее «мо шер», по-белорусски это звучало «ма шэр». Так, дескать, и родилась наша фамилия. Когда много лет спустя я была в Париже, председатель Конституционного Совета Французской Республики, потомок известной аристократической се­мьи, высказал предположение, что у моей фамилии — французское происхождение. Однажды как бы в шутку спросил: «Ну как вы чувствуете себя на земле своих предков?» Моя сестра Елена, путешествуя по Франции, посетила старинный замок, название которого практически совпадает с нашей фамилией. Рядом в парке находится камень с высеченным на нем красивым женским профилем, очень похожим на профиль нашей бабушки Надежды.

Продолжение рассказа имело реальные исторические факты. Во время переправы через Березину возле деревни Студенка, что в 17 километрах от Борисова, у белорусского Бородино, отступавшая от Москвы армия Наполеона была разгромлена, потеряв более 53 тысяч человек. 26—29 ноября 1812 года она перестала существовать как бое­вая сила. Ударил страшный холод. Воины, обмороженные, не способные передвигаться, были вынуждены остаться на территории нынешнего Сенненского района Витебской области. Проявив мудрость, присущую белорусскому народу, местное население отнеслось к французам бла­госклонно, разделив их человеческую трагедию. Поправив здоровье, многие солдаты связали свою дальнейшую судьбу с белорусскими кре­стьянками. Создали семьи, приняли православие. Причем не стали кре­постными — в данном случае на них распространялся указ императора Александра I «О вольных хлебопашцах» от 1803 года.

Солдат Жером Машеро тоже обзавелся семьей. Вскоре на свет по­явился сын Ерем (по-французски Жером). Если воссоздать генеалоги­ческое древо, Петр Миронович вроде бы являлся его родственником в четвертом поколении.

Наталья Петровна поведала любопытные детали:

— Действительно, после окончания школы мой отец и его брат подправили фамилию. Дедушка Мирон Васильевич носил фамилию Машэра, что по-русски звучит как Машеро. Именно так она и фигурирует в чудом сохранившейся справке 1935 года.

Доктор филологических наук Александра Суперанская (г. Москва) опубликовала статью в журнале «Наука и жизнь» (2005. № 1. С. 109), в которой следующим образом объяснила происхождение фамилии Машеров: она «от французского словосочетания «ма шер», что означает «мой милый», «мой дорогой». Такая фамилия возникла в семье, знавшей французский язык. Прозвище Машер могли дать окружающие, часто слышавшие, как люди называли друг друга».

Ввиду того, что авторитетное мнение московского ученого совпада­ет с красивой легендой, можно предположить, что у