Шрифт:
Закладка:
– Я спросил у него. – Нил взял стул и сел на том же месте, где и был. – Но он просто сослался на формальность. Зная его, не поверю, что все вот так легко и без подковерных игр. Но я проверил – приказ и правда есть, все официально.
– Да‑да, я знаю. А что так смотришь? Думаешь, я все на самотек отвела, дожидаясь тебя, и сама не убедилась в официальности приказа и назначения? Как раз отпуск должен был начаться – и на тебе.
– Лилит, мы тут на неделю, две – максимум.
– И что?
– Хватит лишний раз драматизировать, вот что! И не смей опять причитать, хватит! – процедил сквозь зубы Нил, с трудом держа тон на одном уровне, поспешно возводя оборону от ее нападения. – Да, мы не планировали тут быть, но такова уж работа. Не впервой нам срываться с места и лететь, куда скажут. Все же мы не просто так имеем и допуск, и привилегии. До этого будто бы не приходилось в командировки гонять без разгона, сразу в гущу. Так что хватит причитать! Мы здесь, прими этот факт! Все сделаем, и будет куча времени, чтобы…
– Чтобы что?
– Вот именно! Ты сама не знаешь, чего хочешь. Как по мне, работа – это то, что нам нужно.
– Ну ты и говнюк! Ничем не лучше отца.
– Не смей нас сравнивать!
– Я не хочу тут быть! Ты слышишь меня?! Не хочу! Я согласилась… да я сама не знаю, зачем я согласилась. Толком и не думала, дура, блин. Помимо работы мне что, еще придется и твои проблемы с отцом выслушивать, быть вашим рефери? Да, если ты не замечал, то поверь: за милю вашу вражду видно! У меня, по‑твоему, что, нет своих…
– Ты права.
Не первый раз он с болью замечал изменения в Лилит, как частичка доброты и смелости заменялась несправедливой жестокостью. Причем больше всего он беспокоился, что Максим тоже это видит, принимая ее поведение как данность.
– Прости. Но мы уже здесь. Давай все сделаем и спокойной вернемся домой, а я постараюсь не втягивать тебя в наши с ним разборки.
– А может, попробовать обойтись без них? Для разнообразия.
Нил ненавидел такие моменты. Знал, что прав, но состояние Лилит было на пределе, продолжать дальше ему не было смысла – ни к чему хорошему это не приведет. А если он даже ненароком, будто бы невинной оговоркой, заикнется о том, что она отдаляется от Максима последние три месяца… Нет, такое нельзя даже представить, с недовольством заключал Нил, болезненно воспринимая те невидимые преграды между ними.
– Постарайся и для Максима. Я не хочу, чтобы он увидел ваш междоусобный бардак с Холдом.
– Хватит, пожалуйста, делать меня виноватым.
– Нил, – сказала Лилит с тем самым надменным упреком, чуть ли не с удовольствием тыкая Нила в его же косяк, – ты куда больший провокатор, чем он.
Как‑то странно так случилось, что этот неприятный диалог между мужем и женой, между прочим, уже набивший Нилу оскомину вновь повторяющимся упреком в его сторону, был прерван совершенно непредвиденным образом. Внезапно весь свет отключился, погрузив «Фелисетт» в угольный мрак. А толщина стен и глубина постройки изолировали от внешнего мира настолько идеально, насколько даже в кромешной тьме без каких‑либо внутренних звуков было невозможно найти доказательства существования хоть какого‑то живого мира за пределами стен. Казалось даже, словно «Фелисетт» ожил и решил потушить очередной пожар между супругами, так сказать, вмешаться, пока не стало хуже. Но, увы, как бы романтично это ни могло звучать, причина была совершенно не в этом.
На первый взгляд, ничего особенного не произошло – всего лишь отключилась электроэнергия, разве можно кого‑то удивить этим в мире технократов? Пусть и переживающих далеко не первый экономический и идеологический кризис, но все же. Если честно, то правильного ответа нет. Все индивидуально и зависит от контекста, который прямо сейчас так искусно влияет всеми своими составляющими на Лилит. Ее тело в мгновение покрылось ледяными мурашками с последующим жгучим ознобом. После нарушается дыхание, а сердце отстукивает уж больно раздражающий ритм, словно изобретает способ общения единственным доступным инструментом – пульсацией. Мозг начинает играть в игры без ее спроса, заходя внаглую с козырей: время растягивается, слух играет в молчанку, а зрение лишается смысла. Ей попросту не оставалось выбора, кроме как поверить в отсутствие всего вокруг, а значит, и самой себя. К сожалению, подобное состояние для нее не впервой, а то не сильно давно случившееся несчастье, породившее преследователя, все никак не поддается устранению. Но в этот раз, потерявшись в моменте, почти поверив в безвозвратность, Лилит получает помощь извне. С момента отключения света прошла пара минут, вторую из которых Нил потратил на многие попытки вернуть в сознание жену, хотя то никуда не девалось – просто ее настиг приступ немыслимой паники. Но, к счастью, возвращение случилось быстрее ожидаемого, но дольше возможного. Она резко схватила его за руки, до этого обнимавшие ее за плечи, пока заботливый голос пытался пробиться сквозь невидимую броню Лилит. Оковы слетели, жизнь вновь ощущалась чем‑то осязаемым и личным, а время смогло вернуться в привычный ритм. Подобные моменты раздражают, как минимум из‑за доказательства переоценки собственных сил. Сейчас ей болезненно страшно, а холод и тишина оставались единственными ориентирами в исчезнувшем мире, оставив ее одну с беспредельным страданием. А в темноте не видно никаких границ, что сразу же обесценивает вышеупомянутые ориентиры от бесполезности, окончательно доказывая Лилит ее ничтожность.
Пошла третья минута, коммуникации молчали, питание все так же отсутствовало. Нил говорил нежно, но уверенно, поступательно донося до нее информацию:
– Так, я иду вниз, ты – к детям. Вроде бы Холд и Август там были, может, случилось что, сейчас проверю.
Нил освободил руки от хвата Лилит, включил нагрудный фонарик и, поймав контакт со все еще нервным взглядом жены, твердо произнес:
– Ты поняла меня?
– Да, – имитируя контроль, сказала Лилит, сразу же поднявшись на ноги и включив уже и свой фонарик, взяв оружие против тьмы в свои руки. Нил смерил ее заботливым взглядом, явно желая сказать чуть больше, – но, оборвав себя еще на мысли, просто кивнул и пошел к лестнице. С одной стороны, она была рада остаться одна: не любила чувствовать себя слабой, пусть и защита от мужа, особенно сейчас, была приятным и действенным влиянием. С другой – вновь осталась наедине с остаточным эффектом от преследователя, главный из которых лишь сейчас полностью распылился, – время. Все вдруг ускорилось, приобретя наконец‑то более подходящий окрас к нынешней композиции изменившихся декораций. Выбежав в общий зал, Лилит, не сбавляя темпа, направлялась к столовой. Все мысли заняты детьми, что, несомненно, позволяет лучше цепляться за реальность, отталкивая от себя остаточный эффект панической атаки, а следовательно, и мысли о том самом ощутимом, но несуществующем преследователе. Двери тут открывались механическим путем, она дернула рычаг над панелью открытия, створки с некоторым скрипом расступились перед ней, спрятавшись в стенах. Быстро войдя и уже открыв рот для первого слова, Лилит замерла на месте. Увиденное могло бы еще быстрее зародить в ней страх, если бы за ее спиной не объявился Август. Их взгляды почти одинаково выразили друг другу непонимание причины отсутствия детей на месте. Без слов они осмотрели все: пустые шкафы, холодильники, даже порылись в двух паллетах со снабжением, допуская банальную попытку спрятаться там от страха. Самые худшие ожидания подтвердились – детей нигде не было. Лишь следы пребывания, а именно – простенькая металлическая коробка Максима, где он хранил сувениры. Она небрежно лежала на столе, что для Лилит стало плохим знаком.
