Шрифт:
Закладка:
— Все, мужик, ты меня достал. Молись! Сейчас за тобой приедут.
Он развернулся в сторону квартиры звонить по одному всеми известному номеру и тут я заметил у него на ноге татуировку паука, опутавшего всю правую голень своей паутиной.
— Слышь, брат, не серчай. Хреново мне после отсидки, — остановил я его. — Раньше это была моя хата. Жил с женой и с двумя дочками, но десять лет назад случилась беда и вот я только пришел. Ты вот смотрю тоже был в местах не столь отдаленных! Угостишь чифирком?
Он смерил меня недоверчивым взглядом, поковырял в гнилом зубе мизинцем и заходя в квартиру, бросил через плечо:
— Дверь на ключ закрой и ботинки здесь сними. Ходят здесь… всякие!
Прихожая, да и остальные комнаты оказались совсем не такими, какими я их помнил в последние дни своего здесь пребывания. Нет, то что это все стало его я уже не сомневался, но вот что послужило такому повороту в жизни жены мне было непонятно. «Сдает или того хуже — продала? А куда сама с детьми съехала?»
Пройдя через арку на кухню, я сел за треугольный стол и посмотрел на лысого, разливающего чай из заварочника.
— Что смотришь? Не нравлюсь? Откуда узнал что я сидел?
— Так ведь сам только оттуда. Еще утром баланду хлебал, да с нашивкой-номером на бесплатных работах трудился. Что про тебя… таких пауков мы сами накалывали иглой попавшим за решетку по малолетки да по незнанию устроенности этого мира. В молодости часто так бывает. Идешь домой, а потом бац… сам на нарах, а небо в клеточку.
Отпив обжигающий, но ароматный чай, я посмотрел на лысого.
— Знаешь что, я бы реально тебя сдал, «брат», но последняя фраза заставила передумать. Мы своих не бросаем. Закон такой. Сам отсидел в соседнем городе пятеру. Знаю почем фунт лиха.
Наливать себе чай он не стал. Просто сел, скрестив руки на груди и стал ждать. Прошла долгая минута. Что-то внутри не горело желанием расспрашивать про то, что здесь произошло.
— Ну что молчишь? Хочешь узнать как я здесь оказался?
Я кивнул, размешивая сахар и не поднимая взгляда.
— Не жди от меня интересного рассказа. Во первых не умею я складно сказывать, а во-вторых нечего здесь говорить. После отсидки, много лет назад, я купил эту квартиру у судебных приставов с их аукциона. Цена как раз подходила под мои скромные финансы, да и кореши зоновские в этом районе проживали. Так что не оставили в беде — подсобили чем могли. Отвлекся. Так вот… поговаривали, что до меня здесь проживала какая-то барышня, но за долги по обслуживанию, квартиру опечатали приставы и она ушла с молотка. Более конкретно что да как — сказать не могу. Да мне в принципе было все равно у кого покупать. Крыша над головой появилась и хорошо. Бог помог!
Мужчина посмотрел на меня и вздохнул.
— Не веришь? Хорошо. Сейчас поверишь.
Он вышел из кухни, долго рылся по шкафам и вернулся с черной папкой, откуда достал ворох бумаг и положил их передо мной на стол.
— Вот Если сомневаешься — можешь проверить. Не липа. Все законно.
Честно говоря, я действительно не верил что говорит этот лысый. Однако лежащие документы свидетельствовали об обратном. То, что все находящееся здесь подлинно — не возникало сомнений. Научили за столько лет разбираться во лжи. Спасибо Захару. Но для достоверности я все же взял их в руку и пробежал глазами по написанному.
С каждой строчкой мое сердце сжималось и отчаяние тяжелым камнем опустилось на плечи.
Квартира действительно подлежала реализации из-за накопившихся долгов через продажу на аукционе, где этот кадр ее благополучно и выкупил. В нотариально заверенных документах ни слова не говорилось о том, что произошло с прежней владелицей жилья и из-за чего случилась такая ситуация. Я сдержал подступивший к горлу комок, глубоко вздохнул и отложил бумаги в сторону. Нет, мужик говорил правду. Это можно было сказать точно, не прибегая к помощи полиграфа. Но все же чувствовалась какая-то недосказанность, неясность, которая сама собой, как известно, развеяться не могла.
— Это все, что ты можешь сказать? — спросил я, прекрасно зная ответ.
— Конечно. Зуб даю! Было бы что еще — все выложил бы. Свои своих не бросают.
— Ладно, «свой», прости за вторжение. Пойду я.
— Так чего ломился?
Я обернулся и оглядев собеседника, сказал:
— Жена у меня здесь жила — десять лет назад, до того как меня за решетку упрятали — с детьми. Две девочки. Два и четыре года. Жену Мариной звали. Точно про таких не слыхал?
Лысый наморщил лоб, вспоминая или делая вид, но потом отрицательно покачал головой.
— Нет. Точно нет. Ты б у местных спросил. Они тут изначально живут. Должны что-то знать.
— Да. Так и сделаю.
Уже выходя из квартиры, я задержался на секунду: посмотрел в открытую маленькую комнату, потом в зал.
— Тебя звать-то как, «брат»?
— Сергей.
— Ну бывай, Сергей. Может когда свидимся.
Подобрав с пола спортивную сумку со скудным тюремным скарбом, я вышел из потерянной квартиры и не желая вызывать лифт, стал спускаться по лестнице.
«Что за черт? Где мои дети? Где жена? Что вообще произошло за это десятилетие? Нет, конечно, я понимаю, мир меняется каждую секунду, но чтобы так коренным образом… Марина приходила ко мне и не раз, но потом ее визиты сошли на нет. Может быть это как-то связано? Спросить сторожил? Это точно не станет лишним».
Хотя времени еще было мало, но город уже готовился ко сну: фонари, не работающие в те времена — зажглись, придворовая улица опустела, изредка в окнах горел свет, а бродячие кошки и собаки вообще исчезли из окружающего пейзажа.
В «мерседесе» дяди Юры горел свет. Скорее всего туда удалилась вся шобла подъездных сабутыльников. Деградация народа государством была что в то, что в это время. Подойдя ближе, я остановился у двери фургона. Оттуда доносился пьяный смех и разговоры, наперебой перебиваемые друг другом. Послышался звук наливающейся воды и звон ударяющегося друг о друга стекла. Вдохнув, я постучал.
Вначале на это никто не обратил внимание, но после третьего раза раздался щелчок открываемого замка и за отъехавшей в сторону дверью показался сам владелец передвижного кабака.
— Данила? — искренне удивился тот. —
