Заботился Градислав о своей спате, как о самом дорогом для него существе на Земле — точил, берег от влаги, смазывал салом, в конце концов спал с ним чаще, чем с собственной женой. Без его привычной тяжести на поясе Градислав чувствовал себя некомфортно.

К слову говоря, Берислав своего меча не имел, основным его оружием служил узколезвийный боевой топор. Мечи, холодное оружие в целом, да и вообще качественный железный инструмент здесь ценились чуть ли не на вес золота. У местных племенных металлургов были явные проблемы с выплавкой железа, выход которого был ничтожен. Изготавливать мечи вроде тех же римских гладиусов и спаты они не умели.

— Кха-кха! — закашлялся вмиг покрасневший Берислав, развеселившийся над устроенном ему бесплатном представлении. Брат замолчал, решивши дальше свою еретическую мысль не развивать. Воинствующий атеизм нынче совсем не в моде.

— Накось, друже, выпей! — быстро остывший Градислав протянул своему напарнику деревянный кубок с так называемым «квасом». Почему «так называемым»? Если этот напиток загустить примерно до консистенции киселя, а по крепости сделать хмельнее пива — то именно этот квас и получится, отдаленно напоминающий привычный Дмитрию пенной напиток своим цветом и отчасти вкусом.

Пока кадык Берислава жадно ходил вверх-вниз, Градислав наполнил теперь уже свой кубок хмельным квасом и протянул его мне.

— И ты, брат, испей.

Выдохнув воздух из легких, я потянул пойло, присоединившись к Бериславу. Сильно крепким оно не было — находилось где-то на уровне крепленого пива, но вскоре хорошо так вдарила по мозгам Дивислава.

— Хватит тебе в доме стрыя дурью маяться, сиднем сидячи! Уже выздоровел. — Наставлял меж тем меня Градислав, одновременно похлопывая своею тяжелой рукой мне по плечу. — Послезавтра пойдешь с нами на охоту. Проверим ловушки. — Я попытался было возразить, но рука брата надавила еще сильнее. — Может кого подстрелим, заколем. Возьмём с собой кобелька, Нюха, возможно засечет зверя … Еще Торопа стоит прихватить и Станилу, — чуть задумавшись добавил Градислав.

Станила был почти на год младше и приходился мне двоюродным братом по линии родной тетки — сестры погибшего Яромира.

— Тогда уж, Град, и моего племяша Добрилу добавь! Щенков натаскивать будем! Сразу пятерых! — выдал перл Берислав и загоготал, раскрыв свой наполовину беззубый рот.

Зубы у местных, как я успел нет, не заметить, а лучше сказать осознать своей двуединой личностью, если и выпадали, то в основном не от кариеса. Чаще всего они выбивались в драках, при ударах. Многочисленные шрамы, полученные от холодного оружия вкупе с выбитыми зубами — все эти признаки сами по себе свидетельствовали о непростой биографии Берислава. Кстати говоря, через брата моей покойной матери он мне тоже являлся дальним родственником. Впрочем, я уже об этом говорил, так или иначе практически все население Лугово приходилось друг другу в той или иной степени родней.

И подобного рода выходы на охоту, что затеял для меня и наших братьев Градислав, являлись одним из важнейших элементов воспитания подрастающих воинов. Потому как на охоте подростков учили читать следы, устраивать засады сидя в болотных зарослях и кормя своей кровью комаров, использовать все доступные естественные укрытия, ну и, наконец, просто искусству убивать — убивать любое подвернувшиеся под руку животное — от птички-невелички до хозяина леса — медведя.

Как уже упоминалось, у славян воином считался каждый здоровый мужчина. Единственная градация — это разделение дружины по возрастному цензу — на взрослую, так называемую «отцовскую», и «младшую», что набиралась из отроков 10-12 лет. В мирное время «младшая дружина» помогала и прислуживала старшим воинам, а в военное — отроки получали боевой опыт и естественным образом вливались во взрослую дружину, заменяя собой павших в боях отцов. У нас на данный момент численность «младшей дружины» составляла 14 человек.

Посвящение в воины, а значит и возраст полной дееспособности по местным обычаям обретался в 13 лет у парней. Ритуал этот производился перед идолами богов на местном капище недалеко от поселка.

У девушек это событие происходило в тот год, когда они «роняли первую кровь», то есть часто в еще более раннем возрасте — в 12 и даже 11 лет. Точнее говоря, с началом менструального цикла они могли выходить замуж и тогда вместе с замужеством переходили во взрослую лигу, но понятно, что их права были не в пример скуднее мужских.

Также ясно, что 13-16 летние юноши, хоть и переводились в «отцовскую» дружину, но еще долго оставались там на вторых ролях, но, тем не менее, формально они уже являлись полноценными мужчинами и воинами.

Вот и «младшая дружина», в которой уже два года как состоял Дивислав подобным образом — походами и участием в охоте, периодически «обкатывалась» старшими воинами. Поэтому отказаться от участия в таких мероприятиях, при условии, что подросток здоров, было просто немыслимо! «Откосить» у меня не получилось, хоть я и попытался сослаться на слабость, что действительно имела место быть после перенесенной Дивиславом болезни. Просто я сейчас считал для себя более важным не охоту, а попытаться получше, с учетом нового опыта, разобраться в происходящем вокруг и, что не менее важно, наконец-то подружиться с собственной головой.

Доведенный местным квасом до несколько осоловевшего состояния, попрощался с брательником, направившись к Черну-Лучеславу — тоже брату своему старшему, но из нас троих родных братьев — среднему. Прямо, как в той сказке, как там?.. «было у отца три сына: старший — умный был детина, средний был ни так ни сяк, младший — вовсе был дурак!» М-да … в моем случае психом.

Лучеслава прозвали Черном из-за того, что мыться он не любил, точнее говоря делал это не так часто, как того обязывала делать его профессия. Большую часть своего времени он проводил в кузне, у кричных горнов, заготавливал древесный уголь, отчего цвет лица имел специфический, с налетом угольной копоти и нагара.

От иронизирования над собой грешным и братьями отвлек огромный, врытый в землю резной столб с вырезанным рельефным бородатым лицом — изображением бога Перуна. Сверху столба крепилось колесо — знак солнцеворота и бога Солнца — Ярилы. Рядом от этого культового места находилась изба волхва — Яролика, вся обнесенная врытыми в землю