– Я бы уехала назад! – твердо заверила Прияна.

– Но он ведь от нее отказался. Согласился, чтобы ее увезли. Он выбрал тебя, – убедительно добавил Торлейв.

Наконец он решился подойти и осторожно взять Прияну сзади за плечи. Она молча прислонилась к нему спиной, затылком касаясь его плеча. Глаза ее были закрыты, на щеках блестела влага слез, но сквозь попытку хранить спокойствие ясно сквозило отчаяние и горе.

– И вот теперь у нее дитя… – пробормотала Прияна, с таким мучением, будто эта мысль сидела в голове занозой.

– Что? – Уже без особой бережности Торлейв развернул ее к себе лицом. – Дитя? У Малфы? От него?

Под его потрясенным взглядом в глазах Прияны промелькнула искра удовольствия: об этом она знала больше.

– А ты и не ведал?

– Откуда? Меня на «бабьи каши» не звали.

– У нее чадо. Мальчик. По третьему лету. И теперь он – князь в Хольмгарде!

– Кто? – Торлейв наклонился к ней, не уловив смысла в этих простых словах.

– Тот ребенок. – Прияна в ответ потянулась к нему, так что их лица почти соприкоснулись и связь взглядов прервалась. – Тот Малфин ублюдок – теперь князь в Гардах.

Торлейв отодвинулся. На лице его ясно было написано недоверие. Прияна взглянула на него почти с торжеством – теперь-то он понял, почему она прибежала к нему, нарядившись в дергу и убрус своей рабыни.

– Не может…

От изумления у Торлейва звенело в голове. Уже три года имя Малуши для него означало лишь его собственную неудачную попытку жениться: урон для самолюбия, обиду на Святослава, перехватившего девушку, и досада на саму девушку, которая добровольно, без всякого принуждения, променяла сына Хельги Красного на более знатного мужчину – самого князя. И вот Малуша не просто вернулась из Нави, будто злая судьба, – она вернулась с ребенком Святослава, с сыном, который уже стал… конунгом в Хольмгарде? Занял престол Олава?

– Но как?

– Ты знаешь, что Улеб убит?

Эта новость, важная и горькая сама по себе, в глазах Прияны меркла перед той первой.

Торлейв кивнул. Вчера вечером это убийство казалось событием огромным и ужасным, но теперь поблекло, уступая часть важности другому.

– И в его смерти винят Игморову братию. То есть его. И когда это все открылось, тамошние люди сказали, что он больше у них князем не будет. Люди изначально хотели Улеба. Поэтому его убили. А он не хотел уступать. И тогда придумали назвать князем этого мальца – он его сын, и тоже потомок Ингвара, и он вроде как не другой, поэтому он согласился. А люди согласились, потому что тот ребенок – все-таки не он. Ну и Малуша там выходит замуж за кого-то из местных. На этом все помирились. То есть пришли к согласию.

В этом довольно невнятном объяснении Прияна напирала на некоторые «он» и «его», таким образом обозначая мужа, чье имя не хотела называть. В неприязни к Святославу она сейчас была едина с жителями ильменского Поозерья и Хольмгарда. Но если те могли дождаться, пока Святослав их покинет, и дальше жить своим укладом, то Прияна была связана с ним теснейшими узами и не могла из них вырваться даже мысленно. Слова «пришли к согласию» были полны в ее устах такого яда, что и глухой бы понял – она согласие в этом деле считает невозможным и глубоко презирает тех, кто думает иначе.

– И вот что теперь вышло, – тем же ядовитым голосом продолжала Прияна. – Они все, он и все те люди в Хольмгарде, согласились, что… Он отдал какому-то ублюдку часть владений, свои отцовские наследственные земли, какому-то ублюдку…

Прияна задохнулась и не смогла продолжать – эти слова встали колом в горле.

– Он отнял… – сдавленно, задыхаясь, продолжала она: эти слова так трудно было произнести, но невозможно держать в себе, – отнял у Ярика… у нашего сына… у своего законного сына, старшего сына, первенца… Отнял его наследие отцовского рода, Хольмгард… Половину всей державы… Той, ради которой Эльга… Ярик лишился половины своего законного наследства! Ради ублюдка какой-то древлянской рабыни! И он мне еще говорит, что так было надо! Как было надо? Ограбить своего сына ему было надо? Своего законного сына? Как будто мало, что Горяна… У него и так было двое сыновей – понадобился третий? Разве мало я от него вытерпела? Скажи, разве мало? – Прияна подалась к Торлейву. – Ты знаешь, каково мне приходилось. И вот теперь… еще и это!

Торлейв глубоко дышал, стараясь одолеть растерянность. Он понимал возмущение Прияны. Отдав Хольмгард и Гарды во владение сыну Малуши, Святослав и впрямь ограбил сына Прияны – своего законного первенца, имеющего все права на наследство отцовского рода. Даже сам Святослав не смог оправдаться ничем, кроме как «было надо». Там, в Хольмгарде, когда вокруг него сидели ильменские старейшины, старая королева Сванхейд, глава всех тамошних русов, признать владения за младшим внуком Ингвара – сыном Малуши казалось наилучшим выходом, который устроит всех. Северные русы и словене получали князя из рода Ингвара, но не Святослава, которому не доверяли, и еще лет двенадцать-пятнадцать вся власть при малолетнем князе останется в их собственных руках. А Святослав утешался тем, что передал отцовское наследие не чужому, а собственному сыну, который будет обязан ему покоряться, даже когда вырастет. По сути дела, он вовсе ничего не терял и мог радоваться, что хотя бы это дело улажено. И только вернувшись в Киев, осознал, что кое-кто все-таки от этого решения потерял, и немало. Его собственная законная жена – защитница прав шестилетнего сына. Попутно жена узнала о его связи с Малушей, которую три зимы назад от нее благополучно скрыли. Если Прияслава и улавливала какие-то намеки в оговорках киян, то могла счесть их пустыми слухами. Но ребенок, да еще и признанный отцом, нареченный княжеским именем – это не слухи. Это просто гром небесный, злая напасть.

Мысли разбегались, зато нарастала жестокая досада. Как они все вчера были потрясены гибелью Улеба – а это была только половина худых вестей! Прияна знала Улеба – первоначально он и назначался ей в мужья, хотя она не сама выбирала. В другое время она оплакала бы его смерть, но сейчас оскорбление, нанесенное и ей самой, и ее сыну, заслонило в ее глазах чужое горе и другую вину Святослава. Торлейв же теперь видел обе части этой вины, и морозом продирало по спине. В противостоянии с Улебом Святослав толкнул сводного брата к