Карн. — В подтверждение моей благодарности вы получите по пятьсот рупий, как только закончите работу. Можете идти.

Как он и обещал, в пятницу, в десять утра, Саймон Карн отправился в кэбе на Бельгрейв-сквер. Он немного волновался, хотя сторонний наблюдатель едва ли мог это заметить. Ставка в сегодняшней игре была столь велика, что даже такой искушенный человек, как Саймон, не мог сдержать волнения.

Прибыв в особняк герцогини, он миновал рабочих, которые сооружали над дорожкой навес для предстоящего празднества. Его провели в будуар к герцогине, и Саймон напомнил ей о ее обещании. Герцогиня была занята приготовлениями к балу и не стала его задерживать; не прошло и четверти часа, а Саймон уже ехал домой со шкатулкой.

«Что ж, — сказал он себе, весело похлопывая по крышке, — если только изобретение Хирам Сингха и Ваджиб Бакша сработает, знаменитые бриллианты герцогини Уилтширской перейдут в мою собственность всего через несколько часов. Полагаю, уже завтра весь Лондон будет ломать голову над таинственным ограблением».

Прибыв домой, он взял шкатулку с собой в кабинет. Там он позвонил в звонок и велел вызвать Хирам Сингха и Ваджиб Бакша. Когда те явились, Карн показал им шкатулку, к которой они должны были применить свое искусство.

— Несите свои инструменты сюда, — велел он, — и работайте при мне. У вас есть лишь девять часов, время дорого.

Индийцы сходили за орудиями своего ремесла и немедленно принялись за работу. Весь день они трудились не покладая рук, и наконец, к пяти часам механизм был помещен в шкатулку. Когда Карн вернулся в экипаже с послеполуденной прогулки в Гайд-парке, шкатулка была готова. Карн похвалил мастеров, велел им выйти и запер дверь, после чего подошел к письменному столу и открыл один из ящиков. Там лежал плоский футляр, а в нем — ожерелье из фальшивых бриллиантов, похожее на то, которым он намеревался завладеть, только чуть большего размера. Карн купил его утром в Берлингтон-аркад, чтобы проверить, как действует сработанный индийцами механизм. И вот теперь пришло время для такой проверки.

Он осторожно положил копию ожерелья в шкатулку, закрыл крышку и повернул ключ в замке. Когда он открыл ее, ожерелья не было; даже зная секрет механизма, Саймон, как ни старался, не мог отличить фальшивое дно от настоящего. Потом он снова взвел пружины и небрежно бросил ожерелье на дно. К радости Саймона, механизм и на этот раз сработал превосходно. Саймон был в высшей степени доволен, а совесть его была достаточно растяжима, чтобы ничуть его не тревожить, поскольку для него это предприятие было не столько кражей, сколько изощренной проверкой мастерства, утверждением превосходства его ума и хитрости надо всем обществом.

В половине восьмого он отужинал, затем выкурил сигару, сидя с задумчивым видом в бильярдной и читая вечернюю газету. Бал был назначен на десять; в половине десятого Саймон спустился в гардеробную и вызвал Бельтона.

— Приведи меня в порядок поживее, — сказал он камердинеру, — и слушай мои распоряжения. Этой ночью, как тебе известно, я постараюсь завладеть ожерельем герцогини Уилтширской. Завтра утром в Лондоне подымется переполох, а я устроил так, чтобы в первую очередь расследованием занялся Климо. Когда же, а вернее если, придет посыльный, проследи, чтобы старая служанка нашего соседа передала герцогу: я приму его лично в двенадцать часов. Все ясно?

— Ясно, сэр.

— Хорошо. Тогда дай мне шкатулку, и я поеду. Можешь идти спать, не дожидаясь моего возвращения.

Точно в десять — неподалеку как раз били часы — Саймон Карн въехал на Бельгрейв-сквер, опередив, как и рассчитывал, прочих гостей.

Хозяйка дома с супругом встретили Саймона в гостиной.

— Тысяча извинений, — говорил он, целуя руку герцогине с обыкновенной для себя изысканной вежливостью. — Знаю, я приехал непозволительно рано, но спешил затем лишь, чтобы лично отдать вам шкатулку, которую вы мне столь любезно одолжили. Полагаюсь на ваше великодушие и снисхождение: шкатулку зарисовывали дольше, чем я предполагал.

— Прошу, не извиняйтесь, — ответила ее светлость. — Вы очень любезны, что привезли ее сами. Надеюсь, иллюстрации удались. Жду с нетерпением, когда их закончат и вы мне их покажете. Но вы, верно, устали держать шкатулку. Сейчас слуга отнесет ее в мою комнату.

Она подозвала лакея и велела ему поставить шкатулку на свой туалетный столик.

— Пока ее не унесли, вы должны удостовериться, что я не повредил ее ни снаружи, ни внутри, — сказал Карн со смехом. — Это такая ценность, что я себе никогда не прощу, если на ней появилась хоть одна царапина, пока она пребывала в моем распоряжении.

При этом он поднял крышку, чтобы герцогиня заглянула внутрь. Шкатулка выглядела в точности так же, как утром, когда герцогиня передала ее Карну.

— Вы соблюдали величайшую осторожность, — сказала ее светлость и шутливо добавила: — Если вам угодно, я могу выдать в этом расписку.

После ухода слуги они еще какое-то время обменивались шутками, и Карн пообещал нанести визит герцогине следующим утром в одиннадцать часов, привезти готовые зарисовки, а также одну оригинальную вещицу из фарфора, которую весьма удачно купил вчера вечером у антиквара. Но вот на лестнице показались гости, люди высшего света, и с их появлением беседовать дальше стало невозможно.

Вскоре после полуночи Карн откланялся и поспешил уехать. Он был совершенно доволен прошедшим вечером и не сомневался, что бриллианты перейдут к нему во владение, если только ключ в замке шкатулки не повернут раньше времени. Той ночью Карн спал тихо и безмятежно, как дитя, что свидетельствует о немалой крепости его нервов.

Наутро, когда Саймон еще завтракал, к Порчестер-хаусу подъехал кэб, и из него вышел лорд Эмберли. Его немедля провели к хозяину дома; увидев, что Саймон изумлен столь ранним визитом, граф поспешил объясниться.

— Дорогой друг, — сказал он, садясь в кресло, которое предложил ему Саймон, — я приехал по весьма важному делу. Как я говорил вам вчера вечером на балу, когда вы столь любезно предложили мне посмотреть вашу новую паровую яхту, у меня сегодня утром в половине десятого была назначена встреча с герцогом Уилтширским. Приехав на Бельгрейв-сквер, я застал всех обитателей дома в замешательстве. Перепуганные слуги метались по дому, дворецкий чуть не сошел с ума, герцогиня удалилась в свой будуар и пребывала на грани истерики, а ее муж в кабинете грозился отомстить всему миру…

— Вы меня пугаете, — проговорил Карн, твердой рукой зажигая сигарету. — Что же произошло, во имя всего святого?

— О, ставлю сто фунтов, что вам никогда не угадать, хотя произошедшее в некоторой степени затрагивает вас.

— Меня? О