Шрифт:
Закладка:
В зал, хлопая ресничками, процокала на невыносимо высоких каблуках Кристина Наумова. Встала у стойки и улыбнулась судье. Женщина холодно проигнорировала её улыбку и после всех обязательных вопросов про правду и ничего кроме неё задала вопрос касаемо рассматриваемого дела:
– Вам знакома истец – Кольцова Олеся Витальевна?
– Да, – пискнула та и глянула на меня надменным взглядом.
– Охарактеризуйте её как человека.
– Ваша честь, – оторвала она от меня взгляд, посмотрев на судью. – Пропащая дамочка. Совершенно.
– Что вы подразумеваете? Подробнее, пожалуйста.
– Мы с ней виделись в разное время на протяжении пяти лет. И ни разу она не была абсолютно трезвой. Её муж пытался бороться с пагубной страстью супруги: отправлял на лечение в специализированные клиники; забирал деньги, кредитки и так далее; с завидной периодичностью избавлял квартиру от приобретённого ею алкоголя. Но, как мы теперь видим – всё зря.
– Ты всё врешь, чертова дрянь! – не выдержала я и, получив в свою сторону строгий взгляд от своего адвоката, затем и от судьи, тихо буркнула извинения.
– Я поклялась говорить правду, – притворно оскорбилась Кристина, для эффекта положив руку на сердце.
Я проглотила язву, вертевшуюся на языке, но удостоила её испепеляющим взглядом.
– Что вы скажите об ответчиках? – спросила судья.
– О! Достойные мужчины. Достойные. Как я уже сказала ранее, Кирилл пытался ей помочь. Но после случая с больницей, он понял, что бессилен. Подал бумаги на развод. Думаю, она именно поэтому решила пойти в суд – отхапать часть его состояния, чтобы продолжать своё разрушение. Ведь при разводе ей не досталось ничего.
– Мне не нужны его грязные деньги! – снова не удержалась я.
– Истец! – стукнула молотком судья. – Ещё одно высказывание без разрешения суда, и вас удалят из зала.
– Простите.
– Остальные? Никитин и Прохоров. Как вы считаете, почему они участвуют в исковом заявлении?
– Ваша честь, не представляю! – воскликнула она, округлив глаза. – Рассчитывает на сумму втрое больше, чем заплатил бы один из них, наверное.
– Вы уверены, что не один из ответчиков не смог бы напасть на истца?
– Уверена, ваша честь, на сто процентов. Люди они добрые и заботливые. Я знаю их уже много лет, и ни одного подобного прецедента не случалось. Думаю, у истца просто-напросто не все дома, – на последней фразе она прожгла меня язвительным взглядом.
– Прошу вас – выражайтесь культурным языком. Вы находитесь в суде.
– Простите, ваша честь. Истец – сумасшедшая. Я бы на вашем месте отправила её на обследование в психиатрическую больницу.
– Вы не на моём месте, – смерила её холодным взглядом судья. – И суд сам решит, что делать.
– Да. Извините, – тихо пискнула Кристина и опустила голову.
– Вы свободны, свидетель. У вас есть право остаться в зале суда и прослушать решение по данному делу или же покинуть нас.
– Спасибо, я останусь.
Прозвучал удар молотка, затем сильней голос судьи:
– Суд удаляется в совещательную комнату для принятия решения по ходатайству.
Спустя некоторое время я в полной прострации выслушивала заключение суда из уст прокурора о решении об отказе в удовлетворении исковых требований. Кристина при этом еле сдерживала триумфальную улыбку, но глаза её блестели от осознания собственного величия. Думаю, эти показания – одна из причин, почему Прохоров так долго держал её возле себя.
Возвращаясь домой, я со всей ясностью осознала собственную ничтожность. Людям с деньгами испокон веков удавалось уходить от ответственности, и я даже не знаю, чего хотела добиться этим иском. Мой адвокат мне так и говорил, но я была непреклонна. Все мои увещевания суду остались без внимания. Они поверили лживым бумагам и свидетельству. Решили, что я пьющая и что со мной действительно покончено. В тот день я почти залпом выпила бутылку виски. Почему бы и не оправдать все их заключения?
– Да, – ответила я и скривилась, прогоняя воспоминания, разрушившие веру в человечность.
– Олеся, – проникновенно произнёс Сергей, чуть подавшись в мою сторону, и накрыл мою руку своей тёплой ладонью. – Помоги мне разобраться в твоём мотиве. Расскажи, с чего всё началось.
– То есть подтвердить, что он у меня всё же есть? – усмехнулась я, медленно убрав руку. – Он есть, как ты сам догадывался, и как я говорила ранее – Кирилл и его друзья убили моего ребёнка и лишили меня возможности когда-нибудь стать… мамой, – я сглотнула перед последним словом, потому что до сих пор мучительно больно это признавать. – Но я их не убивала.
Сергей устало уткнулся лбом в свои бумаги на столе. Вздохнул, шевельнув широкими плечами, и, распрямившись, снова посмотрел на меня напряжённым взглядом.
– Я всё меньше верю, что это могла сделать ты, – тихо сказал он. – Но я должен узнать тебя лучше. Узнать твою историю. Чтобы окончательно убедиться. Я всё ещё не понимаю, что они тебе сделали.
– Ладно, – вздохнула я, отклонившись на спинку стула. – Надеюсь, ты не торопишься.
– Не тороплюсь, – улыбнулся следователь.
– Может чаю или кофе налить? Раз водка под запретом, – невесело усмехнулась я.
– Да, кофе лишним не будет. Спасибо, – расслабился Сергей, откинувшись на спинку стула.
Я поднялась и включила чайник, затем достала две керамические кружки.
– Кофе паршивый, предупреждаю сразу.
– Не смертельно, – весело произнёс он за моей спиной.
Я знала наверняка, что он наблюдает за моими действиями, изучает, как недавно изучала его я. Странным образом повернулся наш разговор.
Рассказать с чего всё началось…
Начало уходит далеко в прошлое. Тогда в моей жизни ещё не появился Кирилл. Но появился Он. В жизни любой женщины рано или поздно появляется такой мужчина. Она влюбляет без памяти, забывая о всех своих правилах. Теряет голову от одного Его взгляда. Сходит с ума, не получая от Него сообщений. Умирает без Его общества. И искренне считает, что Он – тот самый, предназначенный ей самой судьбой.
Для меня этим мужчиной стал – Максим Свердлов.
Мы вместе учились в Строительном техникуме. Там преимущественно учились парни. В одной нашей группе процент соотношения с девушками составлял 10 к 90. Для меня это не играло особой роли – я была сосредоточена на учёбе и потому первые несколько лет даже не замечала его. Он не лез на глаза в отличии от своих сокурсников, поначалу не дававших мне прохода. Я не реагировала на ухаживания и прочие знаки внимания, создавая себе репутацию непреступной и холодной стервы. Так было проще. Трудности мне были не нужны. Но на последнем курсе из другого города к нам в группу перевёлся особый фрукт. Крепкий орешек, которого не пугала моя репутация, а только раззадоривала. Он не давал мне продуху ни на парах, ни на переменах своим назойливым ухаживанием. И однажды моё терпение лопнуло.