— Ну, тогда ладно, — соглашаюсь я. — Может быть, в другой раз. — Мы прощаемся как старые друзья, я отключаю видеофон и откидываюсь на спинку скамейки.

Холодает. Но это — ерунда по сравнению с тем, что творится внутри. Думаю о Гарольде и отчётливо осознаю, что, скорее всего, никогда его больше не увижу. Нет никаких шансов, что после двух месяцев, прошедших с момента исчезновения, найду его. Ведь он мог получить серьёзные травмы в той аварии на трассе. Как же его угораздило? Гарольд, мой друг и товарищ, он — часть меня. В моей жизни нет существа ближе, чем он. И я теперь понимаю, почему так привязался к Мартину, к этому бюро, к другим сотрудникам, почему звоню им каждые день, подолгу разговариваю. В них — в бюро, в Мартине, в остальных — вижу Гарольда, отождествляю их с моим псом, с моим другом. Мартин и его коллеги кажутся теми, кто хоть немного, хоть чуть-чуть, чисто иллюзорно, умозрительно может приблизить меня к Гарольду. Поэтому не сдержался и предложил Мартину выпить — вроде посиделок в кругу соратников или ветеранов.

Поднимаюсь со скамейки, и это движение даётся мне не без труда. Такое ощущение, что и в самом деле древний старик. Суставы и кости постанывают, я убеждаю себя в том, что это — от холода. Запахиваю пальто посильнее и надеваю на голову шапку. Плетусь к дальнему выходу, к тисовой аллее. И только тут понимаю, почему после встречи в «Башне» пришёл именно сюда, а не в другое место. Это же тот самый парк, где мы с Дейдрой отмечали окончание сессии. Я оборачиваюсь, ищу взглядом злополучное кафе и почти сразу нахожу его — небольшой островок строений из красного кирпича.

Сейчас заведение закрыто — ведь это летнее кафе.

Глава 4. Дорожное знакомство

Путешествия по Солнечной системе осуществляются на больших межпланетных лайнерах. По-другому — крейсер, что не совсем верно, поскольку крейсер — это военный корабль. Корабли двигаются за счёт сжигания топлива, также для ускорения и замедления хода практикуются манёвры около планет. Центральная часть лайнера — ракета с маршевыми и рулевыми двигателями, к ней посредством специальных спиц прикреплён огромный тор диаметром почти сотню метров. Тор — это что-то вроде бублика. К спицам этого самого бублика подведены электродвигатели, которые, толкая основания спиц, вращают тор, одновременно с этим заставляя ракету вращаться вокруг её продольной оси, но уже в обратном направлении. Таким образом, за счёт центробежной силы, на обеих составляющих лайнера возникает искусственная сила тяжести. Для комфортного времяпровождения, внутри тора её величину поддерживают на уровне трёх четвертей от уровня земной гравитации. Кроме удобства, преследуется ещё одна цель. Пониженная гравитация позволяет путешествующим немного приспособиться к условиям, которые их ожидают в пункте назначения. Ведь большинство пассажиров летят с Земли в колонии или обратно — из колоний на Землю. А как известно, сила тяжести почти во всех освоенных мирах (кроме Венеры) в разы меньше, чем на Земле. Поэтому гравитация в 0,7-0,8 g— вроде буфера, переходное состояние для космических туристов. Экипаж, за исключением стюардов и другого обслуживающего персонала, находится в центральной ракете. Остальные, в том числе пассажиры, размещаются внутри вращающегося тора. Современные лайнеры берут на борт по несколько сотен человек, некоторые — даже тысячу и больше. Внушительные корабли, такую махину дороговато и хлопотно сажать на планету и поднимать вновь при каждом рейсе. Поэтому корабли постоянно находятся в открытом космосе, людей и грузы на крейсера доставляют многочисленные челноки — катера, снующие между кораблём и планетой. На сегодняшний день парк межпланетных кораблей, осуществляющих коммерческое сообщение, насчитывает семь единиц: три пассажирских крейсера и четыре грузовых транспорта. Они курсируют в разных секторах Солнечной системы, совершая длинные перелёты между мирами, от орбиты Меркурия до орбиты Сатурна. Сообщение с более далёкими, слабо населёнными колониями происходит посредством малых кораблей, которые перевозят их обитателей, как правило, на спутники Юпитера или Сатурна, где их и подбирают лайнеры. На каждый рейс маршрут составляется индивидуально — в зависимости от расположения планет в данный период, а также от наличия и объёмов потребностей в грузопассажирских перевозках. В челноках люди несколько стеснены и испытывают перегрузки, но это временно, часок-другой можно и потерпеть. Зато потом, как утверждают туристические агентства в рекламных роликах, космического путешественника ждёт незабываемое турне на комфортабельном лайнере.

«Ага, «незабываемое», — усмехаюсь я. — Чего тут интересного и запоминающегося?..» «В комфортабельном лайнере», — придирчиво оглядываюсь по сторонам: в баре не протолкнуться, все только и делают, что что-то покупают, шумят и суетятся. Межпланетный лайнер «Союзный» следует по маршруту Юпитер — Земля — Меркурий. На борту много туристов и прочей публики. Рядом большая компания, и они немного действуют мне на нервы. Я сижу за столиком в полном одиночестве. Пью разбавленный алкоголь и размышляю, глядя по большей части в стакан. Те, что рядом, не то, чтобы мешают. Скорее раздражают своим весельем и сплочённостью коллектива. Они громко смеются, произносят весёлые речи и шутки. Вызывающе, как мне кажется, хотя, наверное, просто придираюсь. А пью потому, что на корабле больше нечем заняться. Нет, я вовсе не алкоголик, никогда не было проблем с этим делом, и зависимости не испытывал. Но сейчас у меня, вправду, сложный период жизни, и даже знаю — почему… Да в конце концов, какое занятие тут ещё найти? Путешествую один, уже неделю как, от этого скучно. К тому же неуютно: например, пониженная гравитация. А во время манёвров, пусть и нечасто происходят, нужно пристёгиваться к креслу, и вещи пристёгивать специальными фиксаторами. От всего этого есть только одно спасение. Выпивка помогает скоротать время — определённо, так.

Вдруг мой стол оживает и отпрыгивает на шаг в сторону. Едва успеваю схватить стакан, часть содержимого выплёскивается.

— Ой, простите! Я не специально.

Я поднимаю голову и вижу перед собой высокого худощавого типа в строгом костюме с бабочкой. Это один из тех, кто сидел за соседним столом, среди них он, пожалуй, самый шумный и горластый. Видимо, встал для того чтобы выйти, да шатнуло. Ничего удивительного — на ногах держится не шибко уверенно.

— Ничего страшного, — через силу улыбаюсь.

— Тысяча извинений, — он тоже улыбается, широко, по-пьяному.

Чем-то напоминает лягушонка. То ли длинными тонкими руками и ногами, то ли улыбкой во всё