— Боюсь, сомнений быть не может, — подтвердил коронёр своим тяжёлым, усталым голосом.

Это был пожилой человек с тусклыми глазами. В целом, мне казалось, что будет лучше всего, если он прочтёт дневник моего дяди. Его положение давало ему право знать все имеющиеся факты. То, что мы искали в колодце, могло особенно его волновать.

Теперь он смотрел на меня непроницаемым взглядом, а полицейский снова согнулся пополам. Затем он заговорил — как человек, который неохотно, но всё же выполняет свой долг. Он кивнул в сторону плиты из серого камня, лежавшей в тени слева от колодца.

— Он не кажется таким уж тяжёлым, не так ли? — предположил он вполголоса.

Я покачала головой.

— Всё-таки это камень, — возразил я. — Мужчина должен быть довольно сильным, чтобы поднять его.

— Чтобы поднять его — да, — он оглядел подвал. — Ах, я забыл, — внезапно сказал он. — Она у меня в кабинете, как часть вещественных доказательств. — продолжал он, обращаясь скорее к самому себе — Человек, даже не очень сильный, мог бы взять палку — например, ту, что сейчас находится в моём кабинете — и приподнять плиту. Если бы он захотел заглянуть в колодец, — прошептал он.

Полицейский прервал его, со стоном выпрямляясь и кладя свой электрический фонарик рядом с колодцем.

— У меня ломит спину, — пожаловался он. — Там внизу грязь. Она вроде бы рыхлая, но я не могу в ней ничего нащупать. Кому-то придётся спуститься.

Детектив вмешался:

— Я легче вас, Уолтерс.

— Я не боюсь, сэр.

— Я и не говорю, что вы боитесь, — отрезал маленький человечек. — В любом случае, там внизу ничего нет, хотя, полагаю, нам придётся это доказать.

Он бросил на меня свирепый взгляд, но продолжил разговаривать с констеблем:

— Обмотайте меня верёвкой и затяните покрепче узлы, я не хочу туда свалиться.

— Там что-то есть, — медленно прошептал мне коронёр.

Его взгляд оторвался от маленького детектива и полицейского, тщательно завязывавших и проверявших узлы, и снова обратился к квадратной каменной плите.

— Предположим, что, когда человек заглядывал в это отверстие, подперев его камнем, он случайно сбил подпорку, — продолжал шептать он.

— Камень, такой лёгкий, что он мог бы его подпереть, не был бы достаточно тяжёлым, чтобы убить его. — возразил я.

— Нет. — он положил руку мне на плечо. — Не для того, чтобы убить его, а чтобы парализовать, как когда пуля попадёт в позвоночник определённым образом. Чтобы сделать его беспомощным, но не лишить сознания. При вскрытии это было видно по синякам на теле.

Полицейский и детектив закрепили узлы так, как им было удобно. Теперь они спорили о деталях спуска.

— Может ли это привести к смерти? — прошептал я.

— Вы должны помнить, что экономка отсутствовала два дня. Через два дня даже при таком давлении… — он пристально посмотрел на меня, чтобы убедиться, что я всё понял.… - с опущенной вниз головой…

Полицейский снова прервал его:

— Я встану у колодца, джентльмены, а вы возьмётесь за верёвку позади меня. Это не составит вам особого труда. Я возьму основной вес на себя.

Мы спустили маленького человечка с электрическим фонариком, пристёгнутым к поясу, и каким-то инструментом — совком или лопаткой — в руке. Прошло, казалось, много времени, прежде чем его голос, странно глухой, приказал нам остановиться. Яма, должно быть, была глубокой.

Мы напряглись. Я был вторым, коронёр — последним. Полицейский немного ослабил напряжение, зацепив верёвку за край колодца, но, тем не менее, я был поражён тем, с какой лёгкостью он удерживал вес. Я держал верёвку практически не напрягаясь.

Снизу до нас донёсся звук, похожий на приглушённое царапанье. Время от времени верёвка вздрагивала и слегка смещалась у края отверстия. Наконец раздался глухой голос детектива.

— Что он говорит? — спросил коронёр.

Полицейский повернул к нам своё квадратное, суровое лицо.

— Я думаю, он что-то нашёл, — объяснил он.

Верёвка дёрнулась и снова сдвинулась с места. Внизу, казалось, происходит какая-то борьба. Вес внезапно увеличился и так же внезапно уменьшился, как будто кто-то схватил что-то, а затем отпустил. Теперь я мог различить учащённое дыхание детектива, а также отдельные невнятные звуки его глухого голоса.

Следующие слова, которые я уже расслышал, прозвучали более отчётливо. Это была команда тянуть вверх. В тот же момент груз на верёвке стал тяжелее и оставался таким.

Широкие плечи полицейского начали ритмично напрягаться.

— Все вместе, — скомандовал он. — Полегче. Тяните, когда я потяну.

Верёвка медленно проходила сквозь наши руки. С каждым новым хватом, который мы делали, небольшая её часть падала на пол позади нас. Я начал чувствовать напряжение. По затруднённому дыханию коронёра я понял, что он, как пожилой человек, чувствовал это сильнее. Полицейский, однако, казался неутомимым.

Внезапно верёвка натянулась, и снизу, совсем рядом, раздался вскрик. Продолжая крепко держаться, полицейский ухитрился наклониться и посмотреть в колодец. Он перевёл нам это восклицание.

— Опустите немного. Он зацепился за стенку.

Мы ослабили верёвку, пока голос детектива снова не подал нам сигнал.

Ритмичные рывки продолжались. Что-то тёмное внезапно появилось в верхней части отверстия. Мои нервы не выдержали, но это была всего лишь макушка головы детектива — его тёмные волосы. Затем появилось что-то белое — его бледное лицо с вытаращенными глазами. Затем его плечи, наклонённые вперёд, чтобы лучше держать то, что было у него в руках. Затем…

Я отвернулся, но, когда он положил свою ношу на край колодца, детектив прошептал нам:

— Она закопалась в грязь… закопалась…

Он начал смеяться — негромко, пронзительно, как ребёнок — пока коронёр не взял его за плечи и намеренно не встряхнул. Затем полицейский вывел его из подвала.

Позже я задал вопрос детективу:

— Скажите мне, — потребовал я. — Люди ходят там в круглые сутки. Почему мой дядя не позвал на помощь?

— Я размышлял об этом. — ответил он. — Думаю, он позвал. Наверное, он кричал. Но его голова была опущена, и он не мог поднять её. Его крики, должно быть, были поглощены колодцем.

— Вы уверены, что он не убивал её? — он и раньше давал мне такие заверения, но я хотел получить их снова.

— Почти уверен, — заявил он. — Хотя, несомненно, она покончила с собой из-за него. Немногие из нас так наказаны за свои грехи, как он.

Нужно быть благодарным даже за крохи утешения. Я благодарен.

Но иногда передо мной встаёт лицо моего дяди. В конце концов, мы были с ним одной крови; в наших симпатиях было много общего; при любых обстоятельствах наши мысли и чувства должны были быть во многом одинаковыми. Я, кажется, вижу его в этом последнем